786. Седьмое таинство

В Священном Писании сказано: «почитай врача честию по надобности в нем, ибо Господь создал его. Господь создал из земли врачевства и благоразумный человек не будет пренебрегать ими» (Сир. 38; 1, 4). Но как часто и врачи не находят средств к уврачеванию болезней человеческих, как часто вся их наука является бессильною у одра болящего! Сколько болезней, над которыми задумываются самые знаменитые врачи, не зная даже, с чего и как начать их врачевание! Вот почему то же Святое Писание далее говорит: сын мой, в болезни твоей не будь небрежен, но молись Господу и Он исцелит тебя... (ст. 9) Когда врачи ничего не в силах сделать, чтобы облегчить болезнь, то является святая матерь наша Церковь Православная и предлагает свое благодатное врачевание в таинстве Елеосвящения. Это таинство попросту называется соборованием, потому что для совершения его обычно собираются несколько священников, хотя, по нужде, его может совершить и один иерей. Установлено это таинство Самим Господом нашим Иисусом Христом, когда Он, посылая Своих Апостолов на проповедь Евангелия, повелел им помазывать недужных елеем: «и мазаху маслом многи недужные, говорит святой Марк, и исцелеваху» (Мк. 6; 13), — мазали, конечно, не по своему смышлению, а по повелению Господа. Вот почему Апостол Иаков, брат Божий, напоминает верующим об этом таинстве, как хорошо им известном, и заповедует обращаться к нему в случае болезни. Болит ли кто в вас, да призовет пресвитеры церковныя, и молитву сотворят над ним, помазавше его елеем, во имя Господне: «и молитва веры спасет болящаго, и воздвигнет его Господь, и аще грехи будет сотворил, отпустятся ему» (Иак. 5; 14, 15).

И наконец, с исцелением от болезни соединяется отпущение грехов: и аще грехи сотворил есть, отпустятся ему, чего, конечно, не может давать никакое простое лекарство. — Вот почему от самых времен апостольских это таинство употреблялось в Церкви Божией на исцеление болящих. — Умилителен чин совершения сего таинства. Если больной в силах, то его приводят в церковь, а чаще иереи собираются к нему в дом. Полный собор пресвитеров состоит из семи, в знак семи даров Духа Святого, но в крайнем случае может совершить сие таинство и один пресвитер. На уготованном столе ставится блюдо с пшеницею, зерна которой служат изображением зародыша новой жизни — выздоровления, и — воскресения тела в жизни загробной. В пшеницу ставится сосуд с елеем, который служит видимым знаком исцеления и милости Божией к болящему, а в елей вливается еще вино в знамение крови Христовой, излиянной на кресте для спасения людей. Так и милосердый самарянин возливал масло и вино на раны несчастного, впадшего в разбойники. Вокруг сосуда с елеем водружают в пшеницу семь стручцев для помазания и семь свеч возжженных. Тут же, на столе полагаются Евангелие и Крест. Священники, все в облачении, становятся вокруг стола со свечами; свечи даются и всем предстоящим, и начинается совершение таинства. После псалма 142-го: Господи, услыши молитву мою, и ектении, поется Аллилуиа и тропари: Помилуй нас, Господи, помилуй нас, затем псалом 50-й и канон, в котором испрашивается исцеление болящему. За каноном следует трисвятое, тропарь: Скорый в заступлении, и освящается молитвою самый елей. Потом поются тропари: Христу Спасителю, святому Апостолу Иакову, святителю Николаю Чудотворцу, Димитрию Мироточивому, целителю Пантелеимону, безсребренникам, Иоанну Богослову и Матери Божией. Наконец, читаются семь чтений из Апостола, семь чтений из Евангелия, семь молитв и после каждой молитвы — помазуется болящий освященным елеем с молитвою: Отче Святый, Врачу душ и телес, пославый единородного Твоего Сына, Господа нашего Иисуса Христа, всякий недуг исцеляющаго и от смерти избавляющаго, исцели и раба Твоего — (произносится имя болящего) — от обдержащия его телесныя и душевныя немощи и оживотвори благодатию Христа Твоего молитвами пресвятыя Богородицы — и далее призываются имена вышепоименованных святых. — Помазание бывает крестообразно на челе, на ноздрях, на ланитах, на устах, на груди, на руках, с обоих сторон рук. Священники читают Евангелие и молитвы, и потом помазывают — по очереди. После седьмого помазания они окружают болящего, первый из них раскрывает Евангелие и возлагает письменами на главу болящего, а прочие поддерживают Евангелие. Первый читает молитву, в которой говорит не полагаю руку мою грешную на главу пришедшаго к Тебе во гресех... но Твою руку, крепкую и сильную, яже во святом Евангелии сем, еже сослужители мои держат на главе раба Твоего. А больной в это время повторяет: Господи помилуй. Затем дают ему целовать Евангелие и бывает отпуст... Велика сила сего благодатного таинства! Оно для того и учреждено, чтобы исцелять немощи телесные. Конечно, не всегда бывает сие исцеление, но ведь желать и требовать, чтобы каждый больной получал исцеление от сего таинства значило бы требовать, чтобы человек вовсе никогда не умирал. Поэтому болящий должен всецело предавать себя в волю милосердого Господа, Который лучше нас знает, кому полезнее ниспослать исцеление и продолжить жизнь, и кому благовременно переселиться в вечность. Но если не всегда бывает исцеление, то всегда болящий получает облегчение, отраду, успокоение и исцеление немощей душевных: и аще грехи сотворил есть, отпустятся ему, говорит Апостол Христов. Он очевидно предполагает, что больной прежде Елеосвящения уже воспользовался таинством Покаяния: иначе представить больного безгрешным он не мог. Вот почему прежде совершения Елеосвящения, по правилам Церкви, болящий исповедуется перед отцом духовным. Но есть грехи немощи, грехи забвения, есть особенно тяжкие грехи, которые и после исповеди тяготят совесть того, кто уже в них исповедался, — вот все такие грехи и отпущаются в таинстве Елеосвящения. И примиренный в совести, очищенный двумя таинствами — Покаяния и Елеосвящения, болящий с радостию приступает к Божественному причащению Тела и Крови Христа Спасителя и, соединясь с Ним в этом великом таинстве, уже не боится смерти, предавая себя в волю Господа милосердного. Он знает, что если Господь позовет его к Себе, то в сем будет Его святая воля, ко спасению его души, но все же верует несомненно, что силен Он, милосердный Владыка жизни и смерти, восставить его от одра болезни... И часто бывает по вере болящего: Господь исцеляет его от такой болезни, в которой знаменитые врачи приговорили его уже к смерти. Вот что, например, рассказывает один священник Оренбургской губернии в журнале "Странник" (1865 г.): при его церкви жил безродный отставной солдат лет 80-ти. Он был слеп, питался тем, что приносили ему добрые люди. Раз он сильно занемог и стал готовиться к смерти: исповедался, причастился и пожелал пособороваться. Молитва его при совершении таинств была в полном смысле молитвою веры: он плакал — не о здешней жизни, а о грехах своих, о том, как бы не лишиться ему Царства Небесного. И эта молитва спасла его: он стал день ото дня поправляться и недели через полторы священник увидел его снова в церкви. С удивлением заметил батюшка, что старец без помощи других подошел к Евангелию и сам приложился, как зрячий. После обедни старец зашел к священнику, бодрый, радостный, и даже без своего старческого посоха, с коим много лет не разлучался. "Батюшка, — сказал он: — ведь я теперь вижу одним глазом, который у меня закрылся уже лет с двадцати, и вижу ясно все: вот и к вам дошел без палки". — "Слава Богу, дедушка, — сказал священник: — а давно ли ты получил такую милость от Господа?" — "Да с тех самых пор, как вы меня пособоровали, батюшка, — отвечал старец. — Во время самого соборования как будто великий свет блеснул перед глазами моими и из слепого глаза потекла слеза, и я стал видеть..." Вот как утешает Господь с верою приступающих к святому таинству Елеосвящения! Что же сказать о тех, которые уклоняются от сего святого таинства? Бедные, они не понимают силы его, они думают, что собороваться значит собираться на тот свет... А знают ли они, чье это мнение? Так думают латины: это их учение, а не православное учение нашей матери Церкви. Даже те, которые надеются выздороветь, иногда боятся Елеосвящения: им кажется, что на особорованного будут смотреть как на восставшего из гроба мертвеца. Опять какое заблуждение! Человек исцелился от болезни милостью Божией, молитвою Церкви, святым таинством: что же в том худого? Чего тут стыдиться? Надо радоваться за такого человека, что Господь услышал молитву его и восставил его от одра болезненного, а не бегать от него, как от живого мертвеца. Кто стал бы бегать, сторониться от него, тот сим самым оскорбил бы благодать Божию, которая исцелила его. — Говорят еще, что после соборования уже нельзя жить супружескою жизнию. И это все ложь: святое Елеосвящение нимало не ослабляет силу другого таинства — Брака; не только елеосвящение, даже святое Причащение Тела и Крови Христовых не препятствует супружеской жизни, а требует только воздержания на время, а таинство Елеосвящения для того и совершается, чтобы возвратить болящего отца или мать их детям, возвратить к жизни одного из супругов к общей радости, к рождению и воспитанию чад в духе христианском. — Братие мои, православные Христиане! Не слушайте вы разных толков неразумных: слушайтесь одной матери нашей Церкви православной; она ведь добра нам желает, она свято хранит то, чему учили святые Апостолы и Сам Христос Спаситель наш; она предлагает нам все семь таинств и в числе их святое Елеосвящение для исцеления наших болезней душевных и телесных... Пользуйтесь сим святым таинством во славу Божию и на пользу вашу, и Господь благословит вас, как послушных Своих чад, пошлет вам здравие тела и души, и не лишит по смерти Царства Небесного. Аминь.

787. Основатели русского иночества

Там, где великолепно красуется теперь знаменитая своею древностию и святынею Киевская Печерская Лавра, за 850 лет до нашего времени были одни утесистые горы, покрытые густым лесом; совершенное безмолвие и тишина царствовали в этом пустынном месте, и только на одном из холмов было что-то похожее на жилище человека: то была пещерка, в которой молился и подвизался смиренный пресвитер Иларион. Прошло несколько лет; сей Иларион уже в сане митрополита управлял Русскою Церковью и жил в стольном граде Киеве; пещерка его опустела. В это время, на святой горе Афонской, в одной обители смиренно подвизался природный русский инок, по имени Антоний. Игумену обители было открыто во сне, чтобы он отпустил в Россию этого инока. Помолился игумен, благословил Антония и отпустил с миром на Русь. Антоний пришел в Киев, обошел бывшие там монастыри, но, так уже Богу было угодно, — не понравилось ему в них. И стал он ходить по дебрям и по горам, и пришел он на холм, где Иларион вырыл пещерку, и полюбилось ему это место. Он поселился здесь и со слезами молился Богу, говоря: "Господи! Утверди меня на этом месте, и да будет на нем благословение святой горы и моего игумена, который постриг меня!" — И молитва смиренного подвижника была услышана: благословение Божие с преизбытком опочило на сем месте. Сам он подвизался в строгом посте и молитве, в трудах не давал себе покоя, копая пещеру. Узнали о нем люди добрые и вот, со всех сторон стали стекаться к святому отшельнику и вельможи, и воины, и простецы и люди по тогдашнему ученые... И каждый просил позволения выкопать для себя пещерку около пещеры Антониевой. Скоро расширилась пещерка Иларионова во все стороны и процвела подвигами новых пустынножителей. — Подражая древним пустынникам, они бросили мир и укрылись от суеты его в глубине земли.

Мы удивляемся необыкновенному самоотвержению древних пустынножителей: Павла, Антония, Саввы и других, которые подвизались среди палящих пустынь Фиваиды и Палестины; но такое же точно самоотвержение проявилось и в первых русских пустынножителях. Заключенные в своих пещерах, они также не хотели знать и не знали ничего, кроме Бога и спасения своей души. Непрестанная молитва, строгий пост, изнурительные труды телесные, совершенное безмолвие, неусыпная борьба со страстями и духом злобы — вот в чем проходила вся жизнь их! Некоторые, ископав пещеру, сами заграждали навсегда вход в нее и разрывали таким образом навеки всякое сообщение с людьми. В глубоком молчании, в безотрадном одиночестве протекали дни такого подвижника; только два-три раза в неделю игумен пещерной обители или кто-либо из братии подходил к узкому отверстию-окошечку затворника, полагал на нем небольшую просфору и, испросив благословение, безмолвно удалялся. И когда скудная пища сия при других посещениях оставалась нетронутою, то по этому заключали, что святой затворник уже скончал земные свои подвиги. Тогда к пещере его собиралась братия, и не дерзая разрушать преграды, отделявшей почившего о Господе от всего в мире, отпевали его у той же самой пещеры, в которой он, как в гробе, заживо заключил себя. Иногда сии затворники, для окончательной победы над страстями, прибегали к таким мерам, которые ужасают плотского человека. Прочитайте, например, рассказ о преподобном Иоанне многострадальном, как он закопал себя в землю, чтобы победить страсть плотскую (читай "Троицкий Листок" № 136), и вы увидите, как дивно было его терпение, какая чудная сила веры и самоотвержения одушевляла его в этом необычайном подвиге! Оканчивая свое земное поприще, этот великий подвижник опять полузарыл себя в землю, и так стоит он нетленным и доныне, как памятник славной победы самоотвержения и благодати Божией над врагами человеческого спасения. — Но и те, которые не подвергали себя тяжкому затворничеству, прославились строгостью и святостью своей жизни. По большей части были у них средства жить безбедно, но они добровольно подвергали себя всем лишениям нищеты: алкали и жаждали, носили жесткие власяницы и тяжкие вериги, подвергали свое тело холоду и зною, трудились для других, ходили с редким усердием за больными, служили страждущим и увечным. Дорожал ли хлеб в Киеве — бедняки толпами шли к святым отшельникам, и питатели, подобные преподобным Прохору, Николе Святоше и другим, утоляли голод их. Проявлялась ли повальная болезнь — недугующие опять устремлялись в пещеры святых отшельников, и целители, подобные преподобным Агапиту, Дамиану, Лаврентию, с любовию врачевали их недуги, иногда силою одной молитвы своей. Из сострадания к бедным, странным и недугующим, преподобный Феодосии построил для них при обители особый дом, и сам нередко прислуживал им, подражая Христу Спасителю, Который умыл ноги ученикам. Часто, после долговременных подвигов самоотвержения, ревнуя подвигам первых проповедников Евангелия, святые подвижники оставляли на время свои пещеры, и шли возвещать имя Иисуса Христа в отдаленную Тмутаракань, или в леса вятичей и других славянских племен, как это сделали преподобный Никон, святой Исаия, святой Кукша с учеником своим и другие. Украшенные всеми добродетелями иночества, сии святые иноки-апостолы не редко и жизнь свою полагали за истину Евангелия, и к венцу подвижника присоединяли другой славный венец — мученика за имя Иисуса Христа. Словом, о сих святых отшельниках можно было сказать с Апостолом: «представиша себе якоже Божия слуги в терпении мнозе, в скорбех, в бедах, в теснотах, в трудех, во бдениих, и пощениих, в благости, в Дусе Святе, в любви не лицемерне... Якоже незнаеми, и познаваеми, яко скорбяще, присно же радующеся, яко нищии, а многих богатяще, яко ничтоже имуще, а вся содержаще» (2 Кор. 6; 4, 6, 9, 10). — Чем глубже, казалось, проникали они в недра земные, тем ближе становились к небу и области светлых духов. В жизнеописаниях их находится много примеров близкого, почти дружеского общения их с Ангелами. Ангелы молились и беседовали с ними; собирали слезы, пролитые ими в скорбное время покаяния; помогали им в трудах рук их, и в предсмертный час являлись для утешения и возвещения им Царства Небесного. Пещерная обитель видимо со дня на день возрастала и преуспевала у Бога и человеков. Недужные, расслабленные, одержимые нечистыми духами притекали отовсюду ко вратам ее, и, по молитве святых отшельников, простые зелия или иконные краски обращались в целительные врачества для болящих. Самая простая пища принимала какую-то особенную, так сказать, сладость в святой обители: "Я всегда имею обильный и почти роскошный стол, — говорит великий князь Изяслав преподобному Феодосию, — но поверь мне, отче, никогда не вкушаю я пищи с большею приятностью, как на вашей трапезе". Славная чудесами, а еще более святою жизнию своих подвижников, обитель Пещерная привлекала к себе сердца всей России. Князья, бояре, воеводы часто меняли светлые чертоги на тесную пещеру в этой обители и громкие титулы свои — на звание келаря или вратаря Пещерной обители. Через сто с лишком лет после основания ее святой Симон, епископ Суздальский, писал к блаженному Поликарпу, архимандриту Печерскому: "Веси, колико имам градов и сел, и десятину взимаю по всей земле Суздальской и Владимирской; обаче весть Сердеведец, что истину глаголю ти, яко всю сию славу и честь вменил бы в персть, и работал бы в послушании у игумена святыя Печерския Лавры. Аще ми бы мощно сметаем пометену быти в Печерском святом монастыре, или попираему ногами, или единому быти от убогих пред враты честныя тоя Лавры лежащих!" И не дивно благочестивое желание святого епископа. Там, в сей святой обители, жили мужи, святостию и чистотою нравов напоминавшие первые времена Христианства: к ним можно было применить слова Апостола: «проидоша в милотех и в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени, ихже не бе достоин весь мир» (Евр. 11; 37), и о которых можно было сказать, подобно Валааму: «да умрет душа моя в душах праведных!» (Чис. 23; 10).

788. Всецерковный песнопевец

Истина Христова для меня дороже всего на свете; готов я с нею жить, но с радостью готов и умереть за нее (Святой Иоанн Дамаскин)

Ничьих песнопений не слышим мы так часто в храме Божием, как преподобного Иоанна Дамаскина; почти нет праздника, нет дня, нет Богослужения, когда бы не раздавались его сладостные песни. Живя в обители святого Саввы Освященного, в трех часах ходу от Иерусалима, он, конечно, каждый год проводил Пасху у Живоносного Гроба Господня, проливая там потоки радостных слез от сердца, преисполненного умилением. Можно было бы этот листок наполнить одними заглавиями его сочинений; надо бы целую книгу написать, чтобы представить во всей духовной красоте его поучительный образ, можно несколько книг составить из одних его песнопений церковных. В кратком листке мы можем только кратко напомнить, что он был знаменитым учителем Православия, который изъяснял тайны святой веры в самих песнопениях своих, и таким песнотворцем Церкви, выше которого не было ни прежде, ни после. Наиболее славен он как составитель канонов, то есть, больших песнопений, из коих каждое состоит из девяти отделений или песней, а каждая песнь состоит из ирмоса и нескольких тропарей. Между ними особенно замечательны праздничные каноны, знакомые многим из нас с детства по их умилительным напевам, например, Рождеству Богородицы: Грядите, людие, поим песнь Христу Богу; Благовещению: Отверзу уста моя и наполнятся духа; Рождеству Христову: Спасе люди чудодействуяй Владыка; Богоявлению: Шествует морскую волнящуюся бурю; Преображению: Воду прошед яко сушу; Вознесению: Спасителю Богу, в мори люди немокрыми ногами наставльшему; в Пятидесятницу: Божественным покровен... И из каких иногда задушевных, глубокотрогательных песней состоят его каноны! Чье сердце не было растрогано, например, подобными песнопениями: Вскую мя отринул ecu, от лица Твоего, Свете незаходимый, и покрыла мя есть чуждая тьма окаянного? Но обрати мя, и к свету заповедей Твоих пути моя направи, молюся! Или: Очисти мя, Спасе; много бо беззакония моя, и из глубины зол возведи, молюся: к Тебе бо возопих, и услыши мя, Боже спасения моего!.. Читая подобные излияния сердца, невольно скажешь: да, он недаром молился: Призри на пения рабов, Благодетелю!.. Господь действительно призрел и наполнил благими чувствами сердце песнопевца, так что он свято радовался, и отверзал уста свои, и свободно составлял из слов сладкопесненное слово.

Венцом канонов святого Иоанна Дамаскина (и всех вообще канонов церковных) является канон Пасхи: Воскресения день, просветимся людие! Кто не знает его наизусть? Кто вместе с клиром не поет его, если не устами вполголоса, то сердцем? Он один поется весь, ирмосы и тропари, поется во всю Светлую неделю, самым торжественным и радостным напевом. И не только канон, но и вся утреня, и тропари часов, и служба на всю седмицу Пасхальную составлена Иоанном Дамаскиным. В церковных книгах едва ли можно найти другое творение, которое было бы полно чувствами столь живыми и высокими, восторгами столь чистыми и святыми, как эти пасхальные песни. Это — торжество неба и земли о Победителе смерти и ада! И едва ли найдется сердце, в котором бы они не возбуждали священного трепета и невыразимого восторга (В русском переводе пасхальный канон читай в "Троицком Листке" № 616).

Кроме праздничных канонов, святой Иоанн Дамаскин составил еще несколько воскресных и будничных канонов в похвалу Богоматери. Чудесно исцеленный Ею, когда у него была отсечена рука (читай листок № 496), он особенно любил приносить Ей в дар песнь благодарности. Эти Богородичные каноны его расположены на восемь гласов и читаются на повечериях. — Далее, он составил много канонов в прославление святых Ангелов, Пророков, Предтечи, Апостолов, святителей, безсребренников, преподобных, мучеников и мучениц. Всех канонов его считают до 64. А как они хорошо действуют на душу, это видно из того, что они были приняты в состав Богослужения даже в церквах, враждовавших с Церковию греческою — месопотамских и халдейских. — Сверх канонов, святой Иоанн Дамаскин написал великое множество отдельных стихов и песней, имеющих в церковных книгах разные названия: стихиры, тропари, догматики, самогласны, седальны, светильны, хвалитны, блаженны, антифоны (его воскресные антифоны читай в листке № 326). Он же написал несколько молитв. Напомним здесь некоторые тропари и молитвы: Помилуй нас, Господи, помилуй нас... Господи, помилуй нас, на Тя бо уповахом... Милосердия двери отверзи нам... Пречистому Твоему образу покланяемся, Благий... Благообразный Иосиф... Ангельский собор удивися... Святых лик обрете источник жизни... От юности моея мнози борют мя страсти... О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь... Многая множества моих, Богородице, прегрешений... Все упование мое на Тя возлагаю... Кто Тебе не ублажит... Всемирную славу... Молитвы перед причащением: Владыко Господи Иисусе Христе Боже наш... Пред дверьми храма Твоего предстою... и на сон грядущим: Владыко Человеколюбче, неужели одр сей гроб мне будет?... и множество других тропарей молитв. Но самым важным для Богослужения трудом святого Иоанна Дамаскина было составление им особой Богослужебной книги, известной под именем Октоиха или Осмогласника. В ней заключаются службы на каждый день недели; все песни недели положены на один напев. Из множества тогдашних напевов Иоанн Дамаскин избрал восемь таких, кои казались ему более приличными святости христианства. Эти восемь напевов или гласов чередуются один за другим, по одной неделе на каждый глас; через восемь недель напевы опять повторяются. Все воскресные службы в Октоихе, то есть, песнопения, входящие в состав субботней вечерни и воскресной утрени, составлены Иоанном Дамаскиным. Октоих, еще при жизни Дамаскина, был принят по всему Востоку, а потом перешел на Запад. — Вот сколько сделал святой Иоанн Дамаскин только для Богослужения церковного! Стоя в храме, мы постоянно его священные песни слышим, его словами молимся, его чувствами проникаемся, в его выражениях прославляем Бога. И во всю жизнь нашу мы его трудами ежедневно пользуемся, назидаемся и духовно наслаждаемся. И когда Господь отзывает кого из нас, над усопшим поются тропари опять таки святого Иоанна Дамаскина. Прочтем хотя бы один из них в русском переводе: Какая житейская сладость непричастна скорби? Какая слава на земле была неизменною? Все — тени слабые, все обманчивее сонных мечтаний! Одно мгновение — и все это наследует смерть! Но во свете лица Твоего, Христе, в наслаждении красотою Твоею, как человеколюбивый, упокой почившаго, егоже избрал Ты! — Общая мысль всех его надгробных тропарей та, что все мы и все земное — скоропреходяще, что ничего нет на земле прочного, что самая радость земная не обходится без печали и что единственно только во Христе наше истинное и безграничное блаженство. Вникая в эти песнопения, человек невольно прослезится, и скорбная, наболевшая душа его получает в трогательных словах и слезах песнопевца хоть некоторое облегчение, успокоение. И вот уже более тысячи двухсот лет словами святого Иоанна Дамаскина и молятся, и радуются, и плачут все православные Христиане! И в великолепном храме столицы, и в бедной церквице какого-нибудь заброшенного на край света и занесенного снегами селения одинаково раздаются его священные песни. И неотразимо действенны и властны они над всяким христианским сердцем.

Но все песнопения его составляют еще малую часть того наследия, которое он после себя оставил нам и всему миру христианскому. Он был один из величайших богословов; он первый собрал все христианское учение в одну книгу и изложил его в строгом порядке; он пересмотрел и дополнил весь церковный устав; он был проповедником при патриархе Иерусалимском; он победоносно защищал православие и отстоял почитание святых икон, хотя и пострадал за них заключением в темнице и отсечением правой руки. Говоря церковным словом, это был песнописец и честный богоглагольник, Церкви наставник и учитель, и врагов сопротивоборец. И поэтому на седьмом Вселенском Соборе, происходившем в 787 году, через 11 лет после смерти Иоанна, все 367 Отцов, собравшихся на собор, с благоговейною благодарностью вспоминали труды его на пользу церкви Христовой и все торжественно тогда же провозгласили: вечная память Иоанну! Скоро после кончины Открыты были его пречестные мощи. Один из патриархов Иерусалимских описал его жизнь; инок той Лавры, где он подвизался, святой Стефан Савваит составил канон в честь его. Последующие христианские писатели прославляли его самыми восторженными похвалами. Все признали его истинным украшением Церкви и ее славою, наряду с Василием Великим, Григорием Богословом, Иоанном Златоустом, Николаем Чудотворцем и другими святителями. — Будем же и мы благодарно и незабвенно призывать в своих молитвах великого угодника Божия Иоанна Дамаскина. Он поистине отец наш и благодетель: как детей он научает нас молиться, влагает в наши грешные уста свои достойные слова, повторяя которые, мы с большим дерзновением обращаемся к Богу. Наконец, он молитвенник наш и наш теплый ходатай перед Богом. Да раздаются же до скончания мира в храмах наших, в домах наших и повсюду в устах христианских спасительные песни святого Иоанна Дамаскина!..

(Надгробные песнопения его в переводе русскими стихами см. в наших "Троицких Цветках" кн. 6 и 7. Кроме того, в листках есть два слова его, см. №№ 371 и 382)

789. О том, как жили наши предки в старину