Зазнавшаяся человеческая гордыня, наконец, совсем отступает от Бога, начинает дерзко отвергать даже самое бытие Божие, и человек самого себя провозглашает как бы богом. Обуянный гордыней, самомнением, уверенностью в своих неограниченных силах, возможностях и способностях человек, воспитанный на идеалах "Возрождения", уже не видит для себя никакой в стремлении к заповеданному Евангелием духовному совершенствованию и естественным порядком все глубже и глубже низвергается в бездну духовного падения и нравственного растления. На первый план выступает служение плоти, вследствие чего духовные потребности все более и более заглушаются, подавляются и, наконец, дабы раз навсегда покончить с неприятным голосом совести, живущем в духе человека, самый дух объявляется несуществующим.

Таким образом появляется "материализм" – родное детище "гуманизма", естественное и логичное развитие его идей. Идеал сытого желудка, прикрывшись громким "ученым" наименованием "идеала социальной справедливости", "социальной правды", стал высшим идеалом человечества, отрекшегося от Христа. И это понятно! Разве мог бы возникнуть так называемый "социальный вопрос", если бы люди остались верны истинному христианству, воплощенному в жизни?

На почве материализма, в свою очередь, уже естественно возникают, в силу прямой логической необходимости учения "социализма" и "марксизма-коммунизма". Гуманизм и материализм, отвергнувшие духовное начало в жизни человека, провозгласившие самого человека "богом" и тем самым узаконившие самоутверждающуюся человеческую гордыню и животный эгоизм, привели к тому, что законом человеческой жизни, на почве постоянного столкновения интересов людей-эгоистов, сделалась ожесточенная борьба. В результате этой так называемой "борьбы за существование" более сильные, более умные и хитрые, более ловкие люди естественно стали притеснять и угнетать менее сильных, менее умных и хитрых, менее ловких. Ведь закон Христов, повелевающий "друг друга тяготы носить" (Гал. 6, 2) и "не себе угождать" и "не делать другому того, чего себе не желаешь" (Деян. 15, 29), но "любить ближнего своего, как самого себя" (Мф. 22, 39), был изгнан из жизни. Поэтому-то стало все более расти и шириться так называемое "социальное зло", увеличиваться и множиться "социальные неправды", "социальные язвы" общества. А так как жизнь делалась все более и более невыносимой вследствие все разраставшегося эгоизма и насилия одних людей над другими, то естественно было "что-то" придумать, дабы попытаться установить для всех одинаково сносный и приемлемый порядок жизни. И вот – "социализм", а затем крайнее выражение его – "коммунизм", ставшие модными учениями, которые обещали людям избавление от всех "социальных неправд" и установление на земле мирного и безмятежного райского жития, при котором все были бы счастливы и довольны. Но учения эти задались целью лечить язвы человеческого общества негодными средствами. Они не хотели видеть, что зло современности коренится в самых глубинах человеческой души, отступившей от единственного-спасительного евангельского учения, и наивно думали, будто достаточно переменить несовершенный, по их мнению, государственный и общественный строй жизни, чтобы на земле сразу водворилось общее благоденствие, и жизнь сделалась раем. Для этой необходимой, как они утверждали, и благодетельной перемены наиболее крайние социалисты, как например, коммунисты, предлагали даже насильственные меры, вплоть до пролития крови и физического уничтожения людей, с ними несогласных. Иными словами: зло они думали победить злом же, притом злом, еще более горшим и несправедливым по своей жестокости и беспощадности.

"Великая Французская Революция", пролившая целые потоки человеческой крови, была первым их опытом. Она ясно показала, как бессильны люди устроить на земле свою жизнь без Бога, и к каким ужасным последствиям приводит человека отступление от Христа и Его спасительного учения.

Но возврата назад уже не было: процесс "отступления" зашел уже слишком далеко.

И вот третьим, самым важным этапом ныне столь быстро развивающегося на наших глазах "отступления", явилась страшная кровавая катастрофа, постигшая нашу несчастную Родину-Россию в 1917 году. Разыгранная по примеру "Великой Французской Революции" 1789 года наша русская революция может по всей справедливости рассматриваться как самое большое достижение слуг грядущего Антихриста. В лице Православной России было сломлено самое главное препятствие на пути победно шествующего попущением Божиим "отступления": не стало мощного оплота истинно-христианской веры и Церкви в мире, И Антихристу, в лице его слуг, по выражению нашего отечественного толкователя Апостольских посланий (святителя Феофана Затворника), стало "действовать просторно".

С тех пор, как мы это наблюдаем теперь, "отступление" пошло вперед, уже не встречая себе серьезных преград, гигантскими шагами.

Страшные потрясения, неслыханные в истории с первых веков христианства, пережила и доселе продолжает переживать наша Русская Православная Церковь. Но не столько те кровавые гонения, которые уподобили ее первенствующей Церкви, сами по себе были страшны, сколько то внутреннее разложение, которое началось в ней, а с нею и во всей Православной Церкви после большевистского переворота. Мы имеем в виду тот тлетворный дух, который стал ярко обнаруживать себя, вылившись сначала в так называемое "живоцерковническое" и "обновленческое" движение, а затем и в губительное соглашательство с богоборческой коммунистической властью. Это был дух "отступления" в недрах самой Православной Церкви, который породил всевозможные разделения и расколы, как на Родине, порабощенной большевиками, так и за границей. Этот дух "отступления", конечно, гораздо опаснее и губительнее для душ, нежели открытые кровавые гонения. Ведь это – внутренняя измена Христу-Спасителю при сохранении внешне лишь видимой верности Ему.

Не об этом ли как раз и предрекал более 80-ти лет тому назад в своем толковательном труде на 2-е послание к Солунянам святитель Феофан Вышенский, говоря: "Хотя имя христианское будет слышаться повсюду, и повсюду будут видны храмы и чины церковные, но все это – только видимость, внутри же отступление истинное" (стр. 491-492). Ведь Сам Христос в Своей Нагорной проповеди ясно сказал, что "никто не может служить двум господам" (Мф. 6, 24); невозможно служить одновременно Богу и "маммоне", то есть "миру сему, во зле лежащему", нельзя угождать в одно и тоже время и Христу и Велиару, то есть слугам грядущего Антихриста, в лице явной или тайной богоборческой власти.

С падением Православной России действительно не стало более "удерживающего" (2 Солун. 2, 7), как неоднократно предрекал о том и святитель Феофан, и наш великий всероссийский праведник о. Иоанн Кронштадтский, и многие другие духоносные прозорливцы нашего времени, – и все в мире расшаталось, будучи потрясено в своих вековых устоях. Дух "отступления" с необыкновенным цинизмом и бесстыдством стал проявлять себя повсюду в мире во всех областях личной, семейной, общественной и государственной жизни, как никогда прежде. Целые миллионы людей, бывших христиан по рождению, не стыдились открыто и во всеуслышание заявлять о своем неверии и безбожии, и государственная власть официально регистрировала их как не принадлежащих ни к какому вероисповеданию; безнравственность достигла ужасающих размеров, разврат и порнография в большинстве случаев не только не преследуются, а даже культивируются власть имущими, вплоть до систематического развращения молодого поколения в школах; почти исчезли прежние понятие о долге, чести, благородстве и совести – на первое место ставится грубая корысть, чисто эгоистический расчет, материальные выгоды и плотские наслаждения.

Особенно горько за современную молодежь, которая почти лишена духовного горения и того высокого энтузиазма жертвенного служения ближним и увлечения высокими нравственными идеалами, коими отличалась прежняя молодежь. Целью жизни для многих стали лишь карьерные стремления, хорошо обеспечивающая в материальном отношении служба, внешний комфорт и низменные плотские наслаждения. А невероятный рост детской преступности, о котором постоянно пишут газеты, внушает нам самые серьезные опасения за ближайшее будущее.

Одним словом, мир, страшно сказать, христианский мир представляет собой ныне жуткую, безотрадную картину глубочайшего религиозно-нравственного падения.

И вот одновременно с этим, столь резким контрастом со всей этой жуткой действительностью, все чаще и чаще, все более и более настойчиво звучат многократно повторяющиеся призывы к миру и согласию.

Можно ли поверить при таких условиях, видя все происходящее, в искренность и, главное, в доброкачественность этих призывов?