А в аспирантуре Института философии уже другой сектор – современная зарубежная философия и даже власти уже привыкли, что если кто современной зарубежной философией занимается, тот марксистом перестает быть. Это они уже знали, и поэтому здесь это не было проблемой, здесь не было идеологии. Когда прошел год и можно было в анкетах писать, что я не из Университета иду, а вот из этой аспирантуры, тогда я и пошел в семинарию.

В то время ректор не мог просто своей властью принять преподавателя на работу (это нужно было согласовывать с властями), он не мог своей властью принять студента на учебу – это тоже нужно было согласовывать с властями. Была тогда так называемая номенклатура ЦК, была номенклатура обкома, райкома. Была и номенклатура ректора Московской Духовной академии, то есть те должности, на которые он мог назначать своей властью, – он мог нанимать вахтеров. Вот единственная свободная ниша в церкви. Можно было взять дворников, кочегаров храма – это не нужно было согласовывать с властями. Церковные сторожа в те времена – это была самая образованная прослойка Москвы. Именно поэтому во время нашей первой беседы ректор, – архиепископ Александр, позже Владыка Саратовский, – взял меня вахтером.civ Год я работал вахтером, чтобы все привыкли к тому, что вроде бы я уже здесь, в семинарии. И затем уже в 1986 году удалось поступить на учебу.cv 290

– Ходят разные анекдоты, что Вы должны были переслать какие-то документы из Университета в Московскую Духовную академию, и назвали ее сокращенно МДА, сказав, что это Московский Дом Атеиста.

– Это правда, было такое.

В академии при поступлении в семинарию очередная рогатка состояла вот в чем. Естественно, я был членом комсомола, потому что в комсомол вступают в четырнадцать лет, а крестился я только в девятнадцать. Так вот, когда юноша поступал в семинарию в советское время, получалась такая апорияcvi. Власти ведь играли с Церковью в кошки-мышки. Они не говорили прямо – «мы хотим вас гноить». По крайней мере, в 70–80-е годы так уже не говорили. Они делали вид, что они все делают в интересах самой Церкви. Душат – но ради нашего же здоровья. И поэтому, когда, к примеру, уполномоченный Совета по делам религии объясняет ректору, почему он не разрешает принять этого юношу, он находит какой-то благовидный предлог, почти благочестивый. Говорит: «Видите: молодой человек комсомолец. Вы понимаете, комсомол – атеистическая организация. Согласитесь, нехорошо, если в числе семинаристов окажется человек с двойной моралью, нечестный человек!». А если этот молодой человек уйдет из комсомола до поступления в семинарию, то тот же уполномоченный скажет: «Комсомол-то – это советская структура. Получается, что он – антисоветчик, да? Вам нужны антисоветчики? Вам нужен второй Глеб Якунин?» Поэтому оба конца выходили острыми.

Написать заявление, что прошу не считать меня комсомольцем, потому что я уверовал – это означало расстаться с мечтой о семинарии. И я решил просто тихо уйти – забрать свою учетную карточку в райкоме, тихо (но с внутренним торжеством) ее сжечь, и на этом исчезнуть из поля зрения комсомола.

Пришел я в райком и говорю: «Вы знаете, я ухожу из аспирантуры Института философии, мне надо переводиться, поэтому дайте мне учетную карточку». Меня спрашивают: «А куда вы переходите?» Говорю: «Я в другой город уезжаю», что было чистейшей правдой, потому что действительно я из Москвы в Загорск уезжал. «Но если в другой город, то мы не можем вам ее дать на руки, потому что у нас есть специальные курьеры, которые специальной почтой перевозят учетные карточки и другие документы». Я расспросил немножко еще, регистраторша и говорит: «Вот если бы вы оставались в Москве, переходили из одного райкома в другой, – тогда мы бы дали вам карточку». Узнав это, я решил прийти на следующий день, когда по расписанию там должна была сидеть другая девушка.

Прихожу на следующий день, говорю: «Вы знаете, я перехожу на другое место работы. Мне нужна учетная карточка». Она говорит: «Куда?». Я говорю наобум – Таганский райком. Она говорит: «Хорошо, вот вам ваша карточка, но мне нужно записать, куда вы направляетесь, на учет какой комсомольской организации вы становитесь». Этого я совершенно не ожидал, но вспомнил, что на Таганке, действительно, находится Центральный Дом Атеизма. Думаю: «Раз есть Центральный, то, наверное, есть и Московский Дом Атеизма». И говорю: «Московский Дом Атеизма». Она по документам видит, что я по профессии идеолог-философ, так что все выходит логично. И она начинает писать... В анкете же надо все коротко. Я и говорю: «Напишите сокращенно – МДА». И она пишет: «МДА». Я думаю, будущие историки будут очень удивлены тем, что согласно райкомовским документам в начале 80-х годов в Московской Духовной академии существовала комсомольская организация...

– О Вас ходят шутки, Вас называют вечным дьякономcvii. Почему?

– Да ни одного диакона не бывает вечного. Все мы помираем когда-нибудь.