Поэтому душепереселение не спасение от смерти, а явление ее многоликости. Реинкарнация не спасает; скорее надо искать спасения от нее самой. Отныне “сумма и сущность всей индийской философии есть скорбь метемпсихоза и способ избавления от нее”64. Задача восточных “спасителей” (от Кришны до Будды) — найти путь, на котором эта жизнь стала бы последней. В колесе сансары вращаются «те, кто в деревне» (Чхандогья Упанишада V,10,3), кто связан путами домашнего хозяйства. “Те, кто в лесу” (Там же, V,10,1), то есть монахи, могут избежать возврата на землю.

Знает эту скорбь от постоянного воспроизведения (правда, порожденную не как таковой идеей реинкарнации, а идеями космических циклов) и Библия. Ветхозаветный мудрец Екклезиаст жалуется как раз на тот бесконечный космический возврат, который утешал Сократа. “Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: “смотри, вот это новое”; но это было уже в веках, бывших прежде нас” (Эккл. 1,9-10). Ап. Павел называет цикл узаконенной повторности “суетой”, от которой мается и стонет все творение (Римл. 8,20). Но теперь — появилась надежда, и “мы спасены в надежде” (Римл. 8,24).

Эта надежда — Христос и Его обетование: “верующий в Меня не умрет вовек” (Ин. 11,26). Если даже на эти слова Христа посмотреть глазами человека, исповедующего философию реинкарнации, разве не очевидно, что они возвещают свободу от перевоплощений тем, кто примет Евангелие и соединится со Христом? Даже если бы Христос признавал перевоплощения — Он недвусмысленно возвестил, что “верующий в Меня” будет избавлен от морока перевоплощений. Христианину просто не нужно колесо сансары. И не нужна вера в это колесо.

Индия же, обременив себя верой в сие колесо, тратила свои силу на то, чтобы расколдовать тот морок, что она же сама на себя и навела. Приняв доктрину переселения и изрядно поупражнявшись в фантазиях на тему «диагностики кармы»y, Индия немедленно начала искать того, кто имел бы власть сказать, подобно Христу: “не умрет вовек”.

Весть о множественности жизней для Индии оказалась новостью, но новостью дурной. Не благовестием, а зловестием. Если для современного европейца мыслить о перевоплощении есть признак «широты взглядов» и особой «духовности», то для более серьезных и ответственных систем религиозной мысли было очевидно обратное: «у древа дурного помысл – перерождение» (Кефалайя 21,31)65. Желать нового перерождения на земле – это признак религиозного дурновкусия.

Г) Греческий импорт

Античная Греция всегда изумляла историков тем, что в ее интеллектуальной истории были намечены практически все возможные варианты ответов на те вопросы, которые люди именуют философскими. Естественно, что эти ответы очень часто оказывались взаимоисключающими. Поэтому надо очень осторожно совершать переход от обретения одной цитаты из одного греческого автора к обобщающему выводу: «видите, вот так считали древние греки!».

Можно ли встретить в греческом наследии веру в переселение душ? – Да.

Можно ли на основании такой встречи сделать вывод, что греки верили в переселение душ? – Нет, ибо это будет слишком вульгарным упрощением крайне многообразного греческого религиозного ландшафта. Русский ли человек капитан Н. С. Ильин, основатель движения иеговистов в России прошлого века? – Да. Но было бы крайне неосторожным по знакомстве сего проповедями заключить, будто Россия XIX столетия верила, подобно бывшему капитану, начитавшемсуя масонских журналов66, ему, в то, что Н. С. Ильин заявлял о себе: "Я есмь борец за Распятого Егову или разрушитель всех 666 адских христианств и сатанинского иудейства, Брат Пророков и Клеврет Ангелов Еговы, артиллерии Царя царей Генералиссимус, цареиерей Отцу Его, Свет народам и Соединитель иудеев с Гейденами, или короче: диво дивное и чудо чудное, явленное Еговой на сей Планете Илья"67.

При разговоре о религиозных верованиях греков надо, как минимум различать: а) гомеровскую архаику; б) народную религию; в) мистериальные кружки; г) мнения философов и поэтов.

Что касается древнейших свидетелй греческой религиозности, то они не смогут порадовать тех, кто верует в изначальную древность реинкарнационного мифа.

Гомер ничего хорошего не ожидает от жизни за гробом. Олимп — для богов. Для людей же — Аид, “где мертвые только тени отшедших, лишенные чувства, безжизненно реют” (Одиссея, XI,475-476). Одиссей, проникнув в Аид, приветствует душу Ахиллеса как царя мертвых и слышит в ответ: “Лучше бы хотел я живой, как поденщик, работая в поле, службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный, нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать” (Одиссея, XI, 488). В ящике Пандоры осталась только Надежда: “Не улетела наружу: успела захлопнуть Пандора крышку сосуда, по воле эгидодержавного Зевса, тысячи же бед улетевших меж нами блуждают повсюду, ибо исполнена ими земля, исполнено небо” (Гесиод. Труды и дни. 98-101).