Спустя несколько дней дама пришла к духовнику и сказала:

– Мне говорили об одном иеромонахе, что он святой жизни и занимается Иисусовой молитвой. Я решила во что бы то ни стало познакомиться с ним. Благодаря ходатайству наших общих знакомых меня впустили к нему. Когда мы вошли, он сидел на кровати с длинными четками в руках. Увидев нас, он встал, земно поклонился мне и опустился на пол. Я воскликнула: «Что вы делаете, отец, встаньте!». Он ответил: «Я не встану, пока ты сама не поднимешь меня». Я стояла в оцепенении. Мои спутницы с благоговением смотрели на монаха, лежащего на полу. Так продолжалось две или три минуты. Наконец я решила сделать вид, что поднимаю его, и тогда он встал, посмотрел на меня с радостной улыбкой и сказал: «Благословен ваш приход».

Он усадил меня на стул, стоявший в его келии, и стал рассказывать назидательные случаи из своей жизни, называя себя «последним грешником», «окаянным», «неключимым рабом» и даже такими словами, которые мне не вполне удобно повторять. Он сказал, что теперь редко выходит из дома, так как болеет, и попросил, чтобы я положила свои руки на его голову для исцеления. Я удивленно посмотрела на него. Тогда он подошел ко мне, сел на пол, взял мои руки и положил себе на лоб, при этом он так же радостно улыбался, словно я сделала ему необыкновенно приятный подарок. Два чувства возникли в моей душе: удивление его смирению и какое-то смущение, как если бы в моей молодости меня назвали не дворянкой, дочерью офицера, а герцогиней, и я ощущала бы себя самозванкой, хотя и не напрашивалась на этот титул. Впрочем, я чувствовала какое-то тепло от нашей беседы. На прощание я попросила благословение. Он благословил меня, а затем неожиданно поцеловал у меня руку. Я подумала: мне в молодости целовали руку офицеры, и то большей частью, когда моя рука была одета в перчатку. Это было общепринято и понятно. А теперь почему мою руку должен целовать священник? Возможно, что он подвизается каким-то особым подвигом, непонятным для меня. Если даже у него есть такое благословение, то я не хочу быть в роли ступки, в которой он толчет гордость. Может быть, он показывает мне пример, как надо смиряться, но вряд ли я буду встречать соседку, зашедшую ко мне, земным поклоном. Это все хорошо, но не для меня, решила я.

Часть 18

Дама пришла через два месяца в приподнятом настроении и сказала:

– Не могу не поделиться с вами своей радостью.

Духовник ответил:

– Охотно разделю ее с вами.

Дама сказала:

– Расскажу, не утруждая вас подробностями. Во-первых, я нашла у себя в сундуке оставшуюся с давних пор теософскую литературу, в том числе журнал «Ребус», выпускавшийся спиритами. Несколько дней я отапливала этими книгами свою комнату. И вдруг ко мне заявилась знакомая, которую я не видела уже много лет, старая теософка, и попросила, чтобы я, если у меня сохранилась теософская литература, подарила весь этот бумажный мусор ей. Я ответила, что теософских книг в моем доме нет. Теософка посмотрела на меня и вдруг сказала, как будто диавол ее надоумил: «Вы произвели огненное очищение своей квартиры?». Я ничего не ответила: этих книг у меня действительно уже не было.

А теперь о другом, более важном. Я стала говорить со священником нашей церкви протоиереем Николаем о своих духовных исканиях, и он сказал мне: «В Тбилиси живет игумения монастыря, закрытого в 30-е годы. Она духовно опытный человек, и я думаю, что как раз она будет вам нужна. Ее еще ребенком мать привела в монастырь, а в тридцать лет она уже стала игуменией. Теперь она служит псаломщицей в кладбищенской церкви. Подойдите к ней и скажите, если это понадобится, что к ней направил вас я». Игумения приняла меня так, как будто ждала, и я сразу почувствовала к ней духовную близость. Я решила, что она будет помогать мне в моей внутренней жизни, а исповедоваться я буду у отца Николая.

Духовник ответил:

– Как это не пришло мне в голову раньше! Я знаю эту игумению. Она занимается Иисусовой молитвой, а живет скромно с одной из своих послушниц и старается скрыть себя от мира.