"Мир христианства не исчерпывается собственной конфессией, благодатный опыт доступен людям и не находящимся в пределах православия" (о. Андрей).

Позвольте спросить, чем отличается благодатный опыт от религиозных переживаний, присущих другим конфессиям и вероисповеданиям? Благодатный опыт прежде всего не душевное, эмоциональное, а духовное состояние. Это переживание присутствия и действия благодати Божьей в душе человека как совершенно новое и ни с чем не сравнимое видение духовного мира и себя как частицы этого мира. Благодатный опыт представляет собой мистическую встречу с Христом и начало преображения человека в его первозданной красоте. Благодатный опыт удостоверяет человека как высшей реалии в бытии Бога и духовного мира, а также в истинности Православия. Именно в благодатном опыте православные догматы становятся не отвлеченными, умозрительными сведениями, а живыми светящимися источниками истины. Поэтому мистически одаренные люди - такие, как святитель Николай, Василий Великий, Григорий Палама, были особенно чутки к догматической чистоте. Благодатный опыт возможен только как синергизм благодати с человеческой волей, покоряющейся божественной воле человеческим сердцем, любящим Бога, и разумом, просвещенным верой и послушным ей. Благодатный опыт - это видение в своей душе бездны грехов, недоступной для взоров плотского человека, и в то же время отблеска Фаворского света. Это ощущение невыразимо и непередаваемо. Благодатный опыт - это соприкосновение с тайной будущего века. Можно ли назвать, не оскорбляя Православие, благодатным опытом визионерство католических аскетов, экстазы пятидесятников с их сумеречным состоянием, "рождение" Духом Святым баптистов, которое представляет собой преждевременную радость о якобы уже совершившемся их спасении. Можно ли назвать благодатным опытом состояние лжемистических сект, ритуальные хороводы хлыстов, энтузиазм духоборов (Дух Святой "накатил"), пророчества мормонов, медитации квакеров и т.д.?

Возьмем книгу о духовной жизни католического писателя Фомы Кемпийского "Подражание Христу", которая внешне может показаться близкой Православию и которой увлекалась наша интеллигенция. Если искать следы благодатного опыта, то, может быть, в этой книге? Однако святые Православной Церкви Феофан Затворник, и особенно Игнатий Брянчанинов, которые обладали не только глубоким знанием православной мистики, но и личным духовным опытом, вынесли свой суровый приговор над этой православнообразной книгой. Они говорили о яде прелести, о тонком запахе страстей, которым пропитаны все ее страницы. Может ли быть благодатным религиозный опыт католиков, которые отрицают саму благодать как вечную несотворенную энергию Божества и считают ее сотворенной служебной силой? Может ли быть благодатным опыт протестантов, которые отвергли Церковь с ее таинствами, сломали все объективные критерии истинности внутреннего опыта и превратили его в субъективное состояние слепого, который не знает, кто стоит перед ним. Может ли быть благодатным опыт хлыстов, которые отождествляют этот опыт со своими "радениями", похожими на пляски вертящихся дервишей?

У католиков и протестантов могут быть серьезные исторические, научные исследования, кропотливые работы по археологии, лингвистике и т.д., но когда дело доходит до мистики, то здесь как раз открывается самая глубокая пропасть между Православием и инославием. В их книгах, посвященных нравственным вопросам, можно найти красивые душевные порывы, тонкий психологизм, четкую систематику и продуманный план, обширную справочную литературу, но там нет одного - самого главного - благодатного опыта. Американский психолог Джемс составил книгу "Многообразие религиозного опыта". В ней он собрал примеры внутренних мистических переживаний людей различных религий, сект и конфессий (кроме православных). Ценность книги в том, что автор почти не подвергает эти состояния своей интерпретации, а описывает словами первоисточников. В этом многообразии и эмоциональной пестроте нет аналогов тем духовным состояниям, которые описаны в православной патристике, например у Макария Великого или Симеона Нового Богослова.

О. Андрей пишет: "Хоть православие и видится нам полнее остальных духовных традиций, однако же надо, наверно, признать право на существование и за несовершенными духовными состояниями".

В первых девяти словах этой фразы мы встречаемся с тремя ошибками: во-первых, Православие - это не традиция, а единственная духовная истина; отождествление истины с традицией породило такое течение, как старообрядчество. Во-вторых, ереси и секты - это не традиция, а догматическое извращение. В лучшем случае у о. Андрея неряшливая терминология, в худшем - умышленный прием скрыть под словами, ничего не значащими, свою позицию до поры до времени. Третья ошибка: Православие и ереси отличаются друг от друга не как полнота от неполноты, не как большая степень совершенства от меньшей, а как истина от лжи, как свет от тьмы, как жизнь от смерти. У о. Андрея в данном случае вдруг обнаруживается неоплатонический, подход к феномену зла как скудости добра. Для него грех (здесь подразумевается грех ереси как догматической лжи) - это недостаточность истины, словно он забыл слова Спасителя: "Сатана лжец изначала и отец всякой лжи". Зло и грех - это не только оскудение и несовершенство, низшая степень существования, но сила, активно противящаяся истине, значит Тому, Кто сказал о Себе: "Я есть Истина".

Ересь - это не малая степень благодатного опыта, которую надо восполнить, это не горбатый карлик, прислонившийся к церковной стене, это не нищий, сознающий свою бедность и просящий милостыни во вратах храма, ересь - это синергизм человеческой и демонической воли, это поле центробежных деструктивных энергий. Ересь берет свое начало в отпадении от Вселенской Церкви. Секта - это не Церковь несовершенная или инфантильная, а антицерковь. Признание за инославием благодатного опыта, только более скудного, логически приводит к учению о двух параллельных путях: макроцеркви - Православия, дороги, вымощенной гранитом, и микроцеркви - остальных конфессий и сект, тропинок, заросших травой. Мы считаем такое учение не многим лучше, чем пресловутая "теория ветвей" - равенство конфессий.

О. Андрей пишет: "Надо признать право на существование и за несовершенными духовными состояниями" и приводит слова архиеп. Феодора Поздеевского о том, что "высшие типы духовного состояния должны служить низшим и возводить их". Однако ересь - это не тип и не состояние, а противостояние. "Низшие" и "высшие" религиозные типы - это не еретики и православные, а духовная иерархия в самой Церкви (старчество). Что же касается еретиков, то они вовсе не считают себя низшими типами, не просят у нас помощи и руководства, напротив, они уверены в своей святости и избранничестве. Всякое сектантство - это потеря универсума и гордое притязание на элитарность.

Могли бы вы, о. Андрей, обратиться к предстоятелю конфессии или деноминации со следующим предложением: "Святой отец, могу обрадовать вас доброй вестью: хотя вы принадлежите к "низшему" типу, но вы не безнадежны. Мой долг - заботиться о вас и возводить к более высокому совершенствованию. Так что вы в надежных руках".

О. Андрей, Вы скажете, что это шутка. Да, это шутка, но не большая, чем ваша концепция о типах, которую вы предлагаете православным. Разве вы не знаете той очевидной истины, что духовно руководить можно только теми, кто сами ищут руководства? Где вы нашли таких смиренных еретиков? Трагизм, притом метафизический трагизм, ереси заключается в том, что там нет живого Христа, а вместо Него другой искаженный образ. Кривизна догматического сознания, подобно кривизне зеркала, где отражение становится деформированным и уродливым до неузнаваемости. Взглянув в такое кривое зеркало, вы не скажете: это я, а скорее, отвернувшись, отойдете прочь. В кривом зеркале-секте изображен "другой лик", этот лик сектант может назвать Христом и Господом, может пойти за него на смерть, но даже мученическая кровь не сможет спасти его. Живой Христос пребывает только в Церкви, которая, по словам ап. Павла, "есть Тело Его, полнота Наполняющего все".

О. Андрей - тонкий ценитель поэзии и не прочь проиллюстрировать богословие стихами, поэтому я напомню ему стихотворение А. Блока.

Черти говорят старушке паломнице:

"Мы и сами целуем подножие своего полевого Христа".