Ересь - это не малая степень благодатного опыта, которую надо восполнить, это не горбатый карлик, прислонившийся к церковной стене, это не нищий, сознающий свою бедность и просящий милостыни во вратах храма, ересь - это синергизм человеческой и демонической воли, это поле центробежных деструктивных энергий. Ересь берет свое начало в отпадении от Вселенской Церкви. Секта - это не Церковь несовершенная или инфантильная, а антицерковь. Признание за инославием благодатного опыта, только более скудного, логически приводит к учению о двух параллельных путях: макроцеркви - Православия, дороги, вымощенной гранитом, и микроцеркви - остальных конфессий и сект, тропинок, заросших травой. Мы считаем такое учение не многим лучше, чем пресловутая "теория ветвей" - равенство конфессий.

О. Андрей пишет: "Надо признать право на существование и за несовершенными духовными состояниями" и приводит слова архиеп. Феодора Поздеевского о том, что "высшие типы духовного состояния должны служить низшим и возводить их". Однако ересь - это не тип и не состояние, а противостояние. "Низшие" и "высшие" религиозные типы - это не еретики и православные, а духовная иерархия в самой Церкви (старчество). Что же касается еретиков, то они вовсе не считают себя низшими типами, не просят у нас помощи и руководства, напротив, они уверены в своей святости и избранничестве. Всякое сектантство - это потеря универсума и гордое притязание на элитарность.

Могли бы вы, о. Андрей, обратиться к предстоятелю конфессии или деноминации со следующим предложением: "Святой отец, могу обрадовать вас доброй вестью: хотя вы принадлежите к "низшему" типу, но вы не безнадежны. Мой долг - заботиться о вас и возводить к более высокому совершенствованию. Так что вы в надежных руках".

О. Андрей, Вы скажете, что это шутка. Да, это шутка, но не большая, чем ваша концепция о типах, которую вы предлагаете православным. Разве вы не знаете той очевидной истины, что духовно руководить можно только теми, кто сами ищут руководства? Где вы нашли таких смиренных еретиков? Трагизм, притом метафизический трагизм, ереси заключается в том, что там нет живого Христа, а вместо Него другой искаженный образ. Кривизна догматического сознания, подобно кривизне зеркала, где отражение становится деформированным и уродливым до неузнаваемости. Взглянув в такое кривое зеркало, вы не скажете: это я, а скорее, отвернувшись, отойдете прочь. В кривом зеркале-секте изображен "другой лик", этот лик сектант может назвать Христом и Господом, может пойти за него на смерть, но даже мученическая кровь не сможет спасти его. Живой Христос пребывает только в Церкви, которая, по словам ап. Павла, "есть Тело Его, полнота Наполняющего все".

О. Андрей - тонкий ценитель поэзии и не прочь проиллюстрировать богословие стихами, поэтому я напомню ему стихотворение А. Блока.

Черти говорят старушке паломнице:

"Мы и сами целуем подножие своего полевого Христа".

Еретики склоняются к подножию и называют Господом своего, сектантского Христа.

Уже апостол Иоанн Богослов со всей категоричностью утверждает во Втором Послании о том, что ложный образ Христа у гностиков-докетов не спасает, а губит.

О каком праве на существование за несовершенными духовными состояниями говорит о. Андрей? Существование - это не право, а факт. Церковь - не орган регистрации сект. Если же под признанием права подразумевается одобрение, то Православие не может одобрить ересь, как не может одобрить или дать право на болезнь, а только принимает ее, как несчастие.

"Может быть, не только совершенная, но и ущербная тяга ко Христу приемлется Им?" - опять неряшливое изложение мысли. Тяга ко Христу - это искание Его, тоска по Нему, желание жить по Его воле. О какой совершенной тяге можно говорить, когда у нас слабые проблески любви ко Христу. Пораженная грехом душа разрывается и изнемогает в борьбе между тягой к вечности, порывом к Живому Богу и насилием страстей. Даже у святых эта тяга несовершенна. О какой "совершенной тяге" православных ко Христу говорит о. Андрей, когда жизнь святых была плачем и покаянием о своих грехах. О. Андрей опять противопоставляет Православию ереси как "ущербную тягу"? Между тем в эмоциональном плане она может быть очень сильной и горячей, она может вдохновить еретика на подвиги милосердия и мученичество за свою идею, но она всегда будет носить не духовный, а душевный характер. Там встреча не со Христом, а со своим воображением. Если стрела пущена мимо цели, то чем сильнее натянута тетива, тем дальше от цели улетит стрела. Здесь слово "возможность" как объективное условие спасения заменено словом "тяга" как субъективная установка и порыв личности.

О. Андрей пишет: "Если полноту духовного опыта мы обретаем в православии - означает ли это, что остальные - вне Христа?"

О. Андрей упорно повторяет ту же самую ошибку, что и в предыдущей фразе: полнота духовного опыта невозможна вообще, т.к. духовный опыт - это встреча конечного - человека с бесконечным - Божеством. Следует сказать, что чистоту духовного опыта или его истинность человек может иметь только в русле православной аскезы. О. Андрей прибегает к психологическому маневру: ты не имеешь полноты духовного опыта, а еще берешься судить о других состояниях, хотя мы обязаны все состояния проверять по книгам свв. отцов, как по вехам в пути, для того чтобы отличить истину от правдоподобия, встречу со Христом от встречи с неведомыми, но чуждыми Христу духами, чтобы не попасть в то состояние, которое называется прелестью.

О. Андрей спрашивает: "Означает ли это, что остальные - вне Христа?". На это человеку, даже уверенному в своей правоте, ответить нелегко, как нелегко сказать, что его близкие родные поражены неизлечимой болезнью. Но если о. Андрей требует этого от нас, то мы можем повторить только учение свв. отцов о том, что Христос познается в Духе Святом, а в ложном духовном опыте - ложный дух.