У отца Парфения спросили: «Как заниматься Иисусовой молитвой?». Он ответил: «Когда я был молод, то старался найти время, чтобы уединиться, и, читая Иисусову молитву, клал множество поклонов. Теперь я большей частью читаю Иисусову молитву, сидя на стуле. Когда я с людьми, то творю ее в уме, когда один, то говорю ее тихо, вслух себе, а когда согревается сердце, то сижу и слушаю молитву; когда она замолкает, снова читаю ее шепотом вслух».

Еще говорил отец Парфений: «Молись, и сама молитва научит тебя молитве, только старайся читать ее внимательно и неспешно».

Отец Парфений сказал: «Если молитва не идет, то тащи ее».— «Что это значит, отче?» — спросили у него. «Если ты хочешь внимательно молиться, но не можешь, вспомни, какие грехи мешают тебе; покайся и молись снова. Если молитва опять не идет, то подумай, кого ты не простил от сердца. Прости их и снова молись. Если опять трудно молиться, то проверь себя: кого ты любишь больше других, о ком особенно заботишься? — Уравняй их в своем сердце с остальными. Если и это не помогло, то, значит, ты подвергся демонскому искушению; тогда встань и читай молитву вслух, хотя бы ум и сердце твое были глухими, как камень. Только не оставляй места и не прекращай молитвы».

Отец Парфений сказал: «Во времена гонений, когда каждую ночь меня могли арестовать, молитва сама шла в сердце, как вода из источника».— «А теперь?» — спросили отца Парфения. «Теперь этот родник надо постоянно расчищать от песка, чтобы он не иссяк»,— ответил старец. Возможно, под песком он подразумевал заботы и впечатления этого мира.

Отец Парфений сказал: «Демон всеми способами старается отвлечь монаха от его главного делания. Даже продолжительное чтение духовных книг неполезно, если оно отвлекает ум монаха от молитвы. Я видел монахов, которые читали духовные книги часами с таким восторгом, с каким читают светские люди романы, но не исполняли того, что написано там, и говорил им, что они лучшее променяли на худшее».

Говорил отец Парфений: «Некоторые монахи читают научную литературу, чтобы уметь говорить со светскими образованными людьми на их языке. Они не понимают, что ученые ищут у монахов не того, что знают лучше их, а того, чего не имеют сами,— духовности».

Сказал отец Парфений: «Монах, занимающийся наукой, занимается чужим делом: он перестает быть монахом, а ученым не становится. Делание монаха — творить в безмолвии Иисусову молитву».

Сказал отец Парфений: «Сколько книг написали люди и забыли о Книге книг — Святом Евангелии!».

Говорил отец Парфений: «Теперь ученых много, а монахов мало».

Отец Парфений сказал: «Монах должен подражать улитке: сидеть, как в раковине, в своей келии и молчать, а не переходить с места на место».

Отец Парфений сказал: «Разговоры о блудных грехах даже в целях назидания неполезны. Они растравляют раны души и ведут человека к падению. Грех блуда особенно опасен тем, что душа человека имеет тайную привязанность к нему; эта страсть может быть незаметной, как тлеющий уголек под пеплом».

Сказал схиигумен Савва (Остапенко) [см. Примечание 14]: «Духовный отец дан для спасения, а не для дружбы».

Сказал отец Савва: «У тебя стол ломится от непрочитанных книг, а ты еще ищешь новых».

Схиигумена Савву спросил один монах: «Бывают случаи, когда я поневоле говорю неправду. Ко мне приходят люди с пустыми разговорами, и я передаю, что меня нет дома». Отец ответил: «А ты скажи: “Я дома, но не могу принять вас”».