Еще раз на святом Афоне

По милости Божией, благодаря помощи ксиропотамских отцов, в 1995 году, осенью, побывали на Святой Горе с братиями нашего монастыря: кроме меня, четыре наших монаха и один послушник. Пробыли здесь месяц, пешком обошли всю Гору, описали по острову «восьмерку»: начали путешествие с Ксиропотама, затем через Карею (где в Протате продлили паспорта для месячного пребывания здесь) отправились в Иверон, затем в Филофей, Каракал, Лавру и так далее, обошедши всю юго-восточную половину Афона, и из Симонопетра пришли опять в Ксиропотам. Немного передохнули и сделали второй круг – через Пантелеимонов, Дохиар, Ксенофонт и так далее обошли северо-западную половину острова и из Ставроникиты через Карею прибыли опять в Ксиропотам, откуда через несколько дней и отправились восвояси. Таким образом, побывали во всех двадцати монастырях, в некоторых скитах и кельях. На братию увиденное произвело сильное впечатление. Целый месяц, насыщенный столь удивительными вещами и событиями: много молились, всюду видели бесчисленные величайшие святыни и поклонялись им, видели столько древнейших предметов, свидетелей минувшей христианской истории человечества, говорящих о столь многих душах, любивших Господа, посвящавших Ему себя без остатка! Надышались святым воздухом, насмотрелись на святые лица, наслушались священных песнопений, утолили жажду афонским вином, веселящим сердце человека136, насытились афонских «брашен», питающих не тело, но дух, прикоснулись к самой деснице древнего монашества и вот, глубоко вздохнув, отбыли по морю в шумные, европеизированные Салоники, откуда вскоре через мрачную Турцию вернулись на развалины Грузии. Наконец прибыли, уставшие, обессиленные дорогой, в свой такой бедный, такой тихий и скромный монастырь – после воинствующего, торжествующего, поющего гимны Афона,– как в бедную, нищую лачугу, и потекли тихо, однообразно дни, скрашиваемые афонскими воспоминаниями…

Но даст ли увиденное, услышанное новый импульс, стимул углубиться в духовный поиск, оживит ли интерес ко внутренней жизни, пленит ли сердца наши стремлением к той красоте монашеской жизни, которой прекраснейший образ промелькнул перед нами? Породил ли в нас Афон решимость начать жить иначе, раскаяться в нерадении, измениться, затеплил ли благодатный огонек в душе? Одно дело – увидеть прекрасный сосуд, наполненный святым миром, затем поспешить домой, устроить некоторое подобие того драгоценного сосуда, но совсем иное – испросить у Бога наполнить этот сосуда благодатным миром: дело невозможное без глубокого самоотвержения, без решимости ото всего отречься ради стяжания этого истинного сокровища. Если не так, то «драгоценный сосуд» может незаметно стать вместилищем самых зловонных мастей и наконец с треском расколоться.

1 См.: Лк. 12, 58.

2 См.: Мф. 7, 13-14.

3 Монахи – возлюбленные дети Господни. М., 2003. С. 286.

4 См.: 2 Кор. 7, 10.

5 Ср.: Мф. 11, 30 (здесь и далее все сноски и примечания принадлежат издателям).

6 См.: Иов. 42, 7-10.

7 Пс. 11, 2.

8 Пс. 11, 1-3.

9 Святитель Игнатий (Брянчанинов). Т. 5: Приношение современному монашеству. М., 1993. С. 139-140.

10 Игумен Никон (Воробьев). Нам оставлено покаяние: Письма. М., 1997. С. 71.

11 Ср.: Быт. 2, 7.