Orthodoxy and modernity. Digital Library

Discourse on Contemporary Monasticism1

Странное время

Мы живем в очень странное время. Его называют сложным, его называют благодатным, его называют временем возрождения, но уместнее всего было бы назвать наше время странным. Как никогда увеличилась пропасть между верой, благочестием и тем, что происходит в мире. С одной стороны, мы должны радоваться тому, что открываются храмы, что в Церковь приходят новые люди. Ведь многие сегодня сознательно пришли к Богу уже в зрелом возрасте. И в то же время мы видим, как мир меняется в худшую сторону: множество людей живет в атмосфере, еще более тяжелой и удушающей, чем в советские годы.

Все это, конечно, накладывает отпечаток и на церковную жизнь. Мы пытаемся восстановить церковную традицию после многолетнего разрыва. Наша Церковь переживает состояние разобщенности поколений, отсутствия преемственности. Наверное, в меньшей степени это проявляется в служении священническом, в большей — в жизни монашеской.

Монашество — это особое служение в Церкви Божией; это жизнь в Боге, которая требует научения от людей, в свою очередь опытно познавших и перенявших ее у своих предшественников. Мы знаем, что в советские годы монашеская жизнь лишь едва теплилась: существовало несколько действующих монастырей, где образ жизни, отношения между насельниками часто были обусловлены внешними обстоятельствами. Традиции даже дореволюционного монашества во многом были утрачены.

Я говорю «даже», потому что и до революции монашескую жизнь в России далеко не во всем можно назвать благополучной: она была очень сильно повреждена. Об этом писали и великие наши подвижники, такие, как преподобные оптинские старцы и святитель Игнатий (Брянчанинов). Сегодня в церковной среде сохраняются представления о Российской империи, о Церкви и русском монашестве того времени как о высоком, недостижимом идеале, к которому нужно стремиться всеми силами. Это программа-максимум для очень многих людей. На самом деле идеализация здесь неуместна: и революция 1917 года, и смена общественного строя, и изменение отношения к Церкви были бы невозможны, если бы в течение десятилетий, даже столетий, в русской церковной жизни не накапливались ошибки, хотя внешний ее облик был очень величественным.

Вероятно, поэтому сейчас мы видим повышенное внимание к внешней стороне церковной жизни, восстановлению храмов в их былом благолепии. Есть в этом, наверное, некоторые перегибы: например, когда отливают огромные колокола, возводят высочайшие колокольни. Храмы строить нужно: храмостроительство сегодня — это одна из главных задач, но в большей степени необходимо обращать внимание собственно на церковную жизнь, на проповедь Евангелия, жизнь христианскую, чем на внешнее благоукрашение, которым мы зачастую с таким усердием занимаемся. Как сказано в Евангелии: и сие надлежит делать, и того не оставлять (ср.: Мф. 23, 23). Важно найти золотую середину, царский путь, чтобы сохранять и приумножать материальное и в то же время еще более заботиться о становлении духовном.

Сегодня, слава Богу, для нас открывается опыт подвижников других Церквей. Мы долгие годы находились в изоляции. Зная, что существуют Православные Церкви в Болгарии, Сербии, Румынии, Греции, мы не имели возможности ознакомиться с их опытом, а он очень интересен, поскольку там люди живут в иных условиях, нежели мы. Греки, например, не пережили тех испытаний, которые пережила Россия в ХХ веке, и у них очень многое сохранилось буквально в нетронутом виде.

Сейчас стали известны наставления известного афонского подвижника старца Паисия2 и иных греческих отцов, и не знаю, как других, а меня, когда я читал, например, книги старца Паисия, неожиданно поразила одна мысль. Я вдруг осознал, что перед нами человек того же поколения, что и наши ветераны Великой Отечественной войны. Поколение 1940–50-х годов у нас — это люди, которые в большинстве своем остались вне Церкви, а тут мы видим старцев, тоже воевавших во время Второй мировой войны против фашистской Германии. Для меня это явилось показателем того, насколько непрерывна была монашеская традиция там, по сравнению с тем, что осталось у нас. Да, духовник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Кирилл (Павлов) также был на войне, защищал Сталинград, но он находился совсем в другом общественном и духовном окружении, потому что это было время борьбы с верой, с Православной Церковью и, естественно, ожесточенной борьбы с монашеством.

Многие, со вниманием и любовью читая книги о современных греческих подвижниках, часто впадают в крайность: начинают видеть массу недостатков в нашей жизни и думать, что у нас все плохо и ничего хорошего быть не может. Я знаю некоторые монастыри и общины, которые пытаются воспроизвести в России все то, о чем говорится в этих книгах. Сразу хочу сказать, что мое отношение к этому таково: дух надо перенимать, а идти путем внешнего подражания нельзя, так как мы живем совсем в других условиях, и то, что возможно для греков, порой совершенно неприемлемо для нас. Это касается и их образа жизни, и Устава (например, устава о посте), который у нас соблюдать труднее, да и просто того совершенно уникального явления, которое называется Святой Горой Афон.

У нас никогда ничего подобного не было и не будет, тогда как для Греции это особая территория, которая, можно сказать, руководит духовной жизнью страны и всей Греческой Церкви. Для нас посетить Афонскую Гору — это подвиг, очень сложное и дорогое мероприятие. А в Греции практически каждый ее житель может спокойно съездить туда, посоветоваться со своим духовником, подвизающимся в том или ином афонском монастыре, исповедаться.

Кроме того, почти у всех святогорских обителей есть свои метохи — подворья в городах, куда с Афона регулярно приезжают известные духовники, для того чтобы духовно окормлять и женщин, которые по уставу Святой Горы не могут сами туда попасть. Таким образом, Святая Гора — это основной фактор жизни греческого монашества и Элладской Церкви, в то время как для нас это — образ далекий и очень возвышенный. Поэтому нам недоступно многое из того, что доступно христианам Греции.

Я думаю, что у нас может и должно произойти возрождение монашества, так как есть на то воля Божия, судя по тем изменениям, которые происходят сегодня в нашей стране. Суть монашеской жизни во все века, несмотря на меняющиеся обстоятельства, всегда остается одинаковой. Это жертвенное служение Богу и ближнему. От того, насколько мы сумеем сохранить его применительно к тем условиям, в которые поставил нас Господь сегодня, и зависит возрождение подлинного монашества.