Монашество, пастырство

Все ли высшие иерархи Русской Православной Церкви являются монахами или они могут иметь семью? Не является ли монашество неким институтом, закончив который православные священнослужители могут продолжать расти по карьерной лестнице? Или, наоборот, монах – это высшая стадия служения, к которой приходят после долгих раздумий и духовной подготовки? Может ли священник иметь семью, до какого момента в карьере это может быть? Может ли монах перестать быть монахом, вернуться в мирскую жизнь, служить Церкви, но иметь семью? Пожалуйста, помогите нам получить правильную информацию.

Человек может принять монашество только по одной причине — по желанию посвятить всю свою жизнь без остатка служению Богу. Именно поэтому, по давно установившейся традиции, иерархи Русской Православной Церкви избираются из монашествующего духовенства: епископское служение — великий крест, оно требует от человека полного самоотречения.

Одним словом, монашество — это следование за Христом, и важнейший образ такого служения дан нам в Евангелии: Сын Человеческий не [для того] пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мф. 20, 28). При таком отношении к служению понятие «духовная карьера» невозможно, в Церкви его не существует. Однако в миру часто можно встретить подобное искаженное представление о церковной жизни просто потому, что, не имея понятия о христианстве, о его принципиальной инаковости, люди, далекие от Церкви, пытаются судить о ней со своих привычных позиций.

Священнослужители Русской Православной Церкви делятся на так называемое «белое» и «черное» духовенство. «Белое» духовенство — это женатые священнослужители, «черное» — монашествующие. Человек, желающий принять священный сан, обязан сделать выбор до рукоположения: или вступить в брак, или принять монашеский постриг. Для «белого» духовенства, по канонам Церкви, обязательно единобрачие. История знает несколько случаев, когда «белые» священники, овдовев, принимали монашество и становились епископами.

Монашеские обеты приносятся однажды и на всю жизнь. Оставление монашества — всегда шаг исключительно болезненный и гибельный. Человек, оставляющий монашество, нарушает обет, данный Самому Богу, и, как клятвопреступник, он лишается церковного общения, не может участвовать в таинствах, а значит, и вступить в церковный брак. В древности монахов, ушедших из монастыря, хоронили за оградой кладбища, как самоубийц.

Применимо ли понятие «карьера» в церковной среде?

Не могу говорить за всех,— возможно, действительно есть люди, которые руководствуются карьерными соображениями, но скажу так: количество монахов, достигших высоких должностей, настолько мало, что я с трудом представляю себе человека, который бы принял монашество только потому, что мечтает достичь каких-то высоких постов — стать настоятелем монастыря, архиереем. Слишком мала вероятность. Образно говоря, на несколько десятков тысяч монахов «открывается вакансий» несколько десятков. И потом, я думаю, что любой человек, который пришел в Церковь, все-таки искренне пришел к Богу и не ставит перед собой утилитарных задач. Конечно, есть исключения, я не хочу приукрашивать действительность, но церковное служение очень трудное, сложное. Про себя могу честно сказать: я совершенно не хотел стать архиереем, у меня не было такого стремления никогда, тем более что чем глубже входит человек в церковный мир, тем лучше он понимает, какая огромная ответственность – архиерейское служение, насколько оно выше человеческих сил. И это не просто расхожие слова — это действительно так. Так что, уверен, в большинстве своем монашествующие не страдают болезнью карьеризма.

Почему Вы так боретесь за открытие новых храмов?

Если в большом населенном пункте всего один или два храма, священник неизбежно утопает в требах: покрестить, отпеть, молебен отслужить. Община при таких условиях сложиться не может: у священника не остается ни духовных, ни нравственных, ни физических сил на что-то еще. Я считаю, что норма на приход — сто человек, по праздникам — двести. Тогда священник будет знать всех своих прихожан: кто к нему пришел, как он живет. Именно тогда и появляется смысл в обращении к священнику — «отец». Священник обязан быть отцом для людей, и прихожане должны в нем видеть отца. Как можно быть отцом, когда у тебя в храме на службе восемьсот человек и ты даже поздороваться со всеми не успеваешь? К тому же подобная ситуация мешает многим людям прийти в храм по-настоящему.

Многих мирян чрезвычайно интересует явление старчества. Какие проблемы с этим связаны?