— Есть ли существенное различие между женским и мужским монашеством?

— Конечно, есть разница в том, что мужчине дано счастье предстоять перед престолом Божиим, если он в священном сане. И это особое служение, это смысл всей жизни, ее особая наполненность, особый образ молитвы. В том же, что касается отношений между собой, отношений к духовнику, к своему долгу, наверное, все достаточно близко. Если есть существенные отличия, то они порождаются различием между мужской и женской психологией.

— Многие очень не любят современные женские монастыри. Что Вы знаете о них?

— Честно говоря, знаю достаточно мало, всего несколько монастырей; у меня не было собственного отрицательного опыта в этой области, и я не могу говорить о том, чего сам не испытал. Но когда ругают современные женские монастыри, то, хотя бы во многих случаях это и было небезосновательно, мне всегда становится их жалко. Я не верю, что люди в них не спасаются. Бог добрее, чем мы, а потому не может быть, чтобы Он не помогал тем, кто ради Него все оставил и пришел в обитель. Да, игумении неопытные, но поставьте себя на их место. Бывает, настолько замотаешься, решая какие-то проблемы, что уже и видеть никого не можешь, даже самых близких людей; настолько опустошаешься от внешних забот и суеты, что человек к тебе приходит, а тебе даже сказать нечего. А мы с вами говорим красивые слова, о том какие должны быть в монастыре отношения.

— Как быть, если архиерей настаивает на постриге, а сам человек чувствует, что еще не готов?

— Отказываться, и категорически.

— Как монаху жить на приходе одному?

— Это очень трудно. Да и нужно ли? Такая жизнь исполнена смысла и оправдывает себя лишь тогда, когда человек живет на приходе ради людей либо когда он собрал вокруг себя единомышленников и эта община может со временем стать монастырем. А так, мне кажется, лучше жить в монастыре.

— Считаете ли Вы рост количества монастырей благом?

— Нет, рост количества благом я не считаю.

Самое смиряющее обстоятельство...

— Какие наиболее смиряющие случаи из Вашей монашеской жизни Вам запомнились?

— Вот сегодня, когда меня избрали епископом,— самое смиряющее обстоятельство в моей жизни.

— Епископ — это политик. Как Вы сможете при неизбежном тесном общении с внешним миром не потерять внутренний монашеский мир?

— Не знаю, но буду стараться его не терять.

— А как Вы будете его сохранять? Все-таки некоторый опыт общения с миром у Вас есть…

— Такой же, как и у Вас. На самом деле, это очень трудно, потому что ничто так не опустошает, не выхолащивает душу, как это общение.

— Став епископом, Вы вряд ли сможете уделять столько же времени и сил своим чадам, сколько уделяли раньше. Что Вы можете сказать по этому поводу?

— Я уже упоминал об этом в самом начале нашего разговора. Когда я знакомился с афонскими монастырями, мне очень понравилось, что у игумена, являющегося одновременно духовником, есть круг близких к нему священников, им воспитанных, помогающих ему исповедовать и духовно наставлять младшую братию. У меня есть очень близкий человек, благочинный Подворья, и я попросил Святейшего Патриарха оставить его на Подворье настоятелем. Надеюсь, таким образом то, что было сделано, удастся сохранить. И большинство братии остается после моего отъезда на Подворье.