«…Господь наш показал нам победу над врагами, как тремя делами добрыми избавляться и побеждать окаянием, слезами и милостынею». Ко дню 1000-летия Крещения Руси тщанием отца Иоанна в Михайловском соборе появились большие иконы равноапостольных родоначальников России – Владимира и Ольги. Отец Иоанн не уставал напоминать с амвона, что их иконы должны быть в каждой церкви, в каждом доме, их молитвы – нам покров и защита.

Забудут ли родители исчадие свое, даже если оно и ушло в страну далече? Солнечным сиянием озарил Господь 12 июня 1988 года – день российского торжества. Отец наместник представителем от монастыря уехал на праздник в Москву. Отец Иоанн возглавил праздник в обители. Панихида, литургия, праздничный молебен, известивший о канонизации новых русских святых, крестный ход – все было проникнуто той пасхальной радостью, что жила в сердце отца Иоанна.

«Милостив Господь – дал нам этот пир веры, чтобы не смущались сердца наши никакими трудностями жизни, чтобы видели мы, что не оставил Господь Церковь Свою и нас, ее детей, чтобы насыщались мы плодами ее, вдохновля-   лись примерами жизни тех, кто уже достиг вожделенного Небесного Царства и ликует с Ангелами. Будем просить у Господа благословения, а у всех русских святых – молитв на вступление во второе тысячелетие, чтобы их молитвами не оскудела на Руси Православная вера во всей чистоте, чтобы не забыли ни мы, ни наши потомки Божиих заповедей и заветов.

И еще будем благодарить Господа за ушедшее в вечность тысячелетие. Боже наш, слава Тебе за все и за вся во веки веков! Аминь», – такими словами завершил свою проповедь в этот праздничный день тысячелетнего юбилея отец Иоанн. С празднования 1000-летия Крещения Руси начался постепенный отход государства с позиций воинствующего атеизма. На Пасху 1988 года в своем поздравлении отец Иоанн опять говорил о воскресении Руси в Крещении...

«Тысячу лет из года в год весть о начале вечного жития возвещается на Руси.   221   И звучит благовест о Воскресении, о Жизни. Звучит по-разному: то праздничным победным звоном колоколов на весь мир, то шепотком и робко, а то замирает и будто умирает совсем, чтобы вдруг неведомой, незримой силой опять и опять вознестись, достигая сердец. И сила эта – Любовь Христова к нам.   Дорогие мои!

Сохраним же бережно этот зов к Жизни со всей Святой Русью, омывшейся верой сильных духом и их подвигом. И врачевством   к   бессмертию,   данным   Самим Христом в Святейшей Евхаристии, победим власть греха и тьмы, восстающих на Жизнь».   В воле Божией жить самое спасительное В безыскусственности и простоте общения с отцом Иоанном и с братией проступали укоренившиеся с давних пор монастырские традиции.

То, что в монастыре никогда не прерывалось молитвенное служение, создавало в нем особую атмосферу В августе 1988 года наместник монастыря архимандрит Гавриил (Стеблюченко)[103] был хиротонисан во епископа, а в монастырь по благословению Святейшего Патриарха Пимена приехал после завершения командировки в Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрит Павел (Пономарев)[104].

Ему надлежало стать наместником Псково-Печерского монастыря. Только четыре года привел Господь потрудиться в обители архимандриту Павлу, но лето мало, лето долго, говорит пословица. Монастырь отцу Павлу пришелся по сердцу, и монастырю полюбился деятельный и рассудительный новый наместник. Позднее архиепископ Павел (Пономарев) вспоминал: «Я благодарю Бога за Его неизреченную милость ко мне, за возможность пожить и потрудиться в монастыре, где подвизались, подвизаются и теперь в братии небесного Псково-Печерского монастыря многие угодники Божии.

Они не покинули его и по кончине своей и продолжают в живой тишине Богом зданных пещер[105] вещать чуткому слуху Божии тайны, прокладывающие и в современной жизни путь в Царство Небесное. Я впервые приехал в обитель с указом о почислении меня в братию монастыря. Моя келья оказалась рядом с кельей отца Иоанна.   225   Я с ним тут же и познакомился.

В безыскусственности и простоте общения с отцом Иоанном и с братией проступали укоренившиеся с давних пор монастырские традиции. То, что в монастыре не прерывалось молитвенное служение за всю историю его существования, создавало в нем особую атмосферу. Да и приехавшие и поселившиеся в нем валаамские монахи-подвижники принесли с собой живые традиции старого русского монашества.

Отец Иоанн ввел меня в свою келью и в непринужденном дружеском разговоре познакомил с распорядком монастырской жизни, где и когда совершаются службы и какие святыни находятся в каждом из храмов. Так началось мое общение с отцом Иоанном. На следующий день я уже служил свою первую Божественную литургию в Никольском храме. Меня поразило, что в простой будничный день за ранней литургией храм был переполнен.

В конце службы я совершил отпуст и вышел с крестом, но народ стоял как вкопанный, и ко кресту никто не подходил. На меня были устремлены вопрошающие глаза богомольцев. Они жаждали живого Божьего слова. Такого отношения к проповеди я еще не встречал. Надолго я запомнил безмолвную просьбу этих глаз и понял, что ни одна служба не должна быть без проповеди.

Я обратился к людям с простым приветствием и кратким наставлением. После службы отец Иоанн поблагодарил меня за слово и подтвердил, что слово Божие надо нести всегда, когда есть возможность говорить. Келья старца, его сердце были открыты для меня в любое время. Он терпеливо выслушивал меня, давал советы, щедро делился своим богатым жизненным и духовным опытом.

27 августа Собором старцев я был избран наместником монастыря. Дел в обители было много. Поэтому я часто нарушал покой   старца, обращаясь к нему за советом. При этом я заметил, что отец Иоанн обладал особым качеством: он никогда не прерывал собеседника. При первой встрече меня это смутило. Я ему говорю, говорю, а он все молчит и молчит.