Нередко он со скорбью говаривал: «Вот было бы мне свободно, сколько бы я принимал страждущих. А так сижу, как в клетке. Дар имею, а дать некому». Многие знали и ценили отца игумена Иоанна. Митрополит Николай говорил: «Как же должны мы благодарить Господа за то, что посылает Он миру людей не от мира сего». Отец Иоанн Крестьянкин после первой же встречи назвал старца «профессором небесной академии».

И молодой священник пришелся игумену по сердцу. Именно ему завещал игумен Иоанн проводить себя из земной юдоли. И позже, когда отец Иоанн, отбыв в заключении, служил в Рязанской епархии, дал Бог исполнить волю старца. Не так часты были встречи отцов. Иногда со своими вопросами отец Иоанн посылал к старцу духовных чад. Приходилось беречь и его, и себя от «ока государева».

Старцу это не мешало вникать во все обстоятельства жизни отца Иоанна, а смиренный послушник бережно хранил в себе дух блаженного ученичества. Игумен часто молился своими особыми «самоткаными» молитвами от лица скорбящих. Обличая же маловерие приходивших, буквально слово в слово мог повторить их разговор между собой: «Ничего не скажу, что я могу сказать, ведь я простой мужик-указник, так, плету кое-что», – чем приводил своих посетителей в чувство стыда и глубокого раскаяния.

Запомнились отцу Иоанну ласковые, оберегающие от грядущих искушений слова старца: «Ванечка, не будь везде хозяином... Ванечка, будь посамолюбчивей». Как-то отец Иоанн спросил старца о возможности поступления в монастырь. Тот заволновался: «Куда? В какой монастырь?! Там нынче везде сквозняки. Подожди своего часа». Прошло пять лет служения отца Иоанна у Престола Божия. Близилось окончание академии.

Навестить его приехали из Орла сест-    47   рички: родная Танечка[32] и двоюродная – монахиня Евгения[33]. В Измайловской церкви они встретились со старцем. Игумен Иоанн повел с сестрами странный, непонятный им разговор. Тане он сказал, что брата она больше не увидит. «Пишут, пишут, вот сколько написали! – он показал руками толщину папки. – Вот-вот постучат. – Помолчав, добавил: Отложили до мая».

Сестры пророчеств не поняли, хотя вскоре они исполнились во всей полноте. Танечка умерла, не дождавшись возвращения брата из заключения. Сам же отец Иоанн Крестьянкин уже жил в предчувствии готовящегося для него нового пути – исповедничества. Война окончилась. Внешний враг был побежден, но жить без борьбы Советское государство не могло, и опять Церковь оказалась под прицелом.

Особенно стали ополчаться на тех, в ком теплился светильник Духа. Отец Иоанн чувствовал на себе «ласковое» внимание богоборческой власти, требующее очень и очень многих уступок. Смущение его развеял совет Патриарха, сказавшего твердо:   48   «Все написанное в служебнике надо неукоснительно выполнять, а что за тем находит – терпеть».

Отец Иоанн принял слова Святейшего как Божие благословение на терпение. Его поколебавшееся было произволение стоять на страже души ободрилось. Он продолжал служить так, как был научен примером отцов, служащих не за страх, а за совесть. Надежды склонить молодого священника к покорности сообразно веку сему не оправдались. Тогда ему предложили соблазнительную командировку в Иерусалим – служить в Русской Духовной Миссии.

Удивляло и настораживало то, что не от архиерея исходило повеление. Отец Иоанн, однажды испытав на себе действие всемогущих властных сил, понял все. Понял и написал на себя первый «донос». И в нем не было ни тени лжи, ни лукавства, ни умалчивания. В своей биографии он обозначил в их истинном значении для себя и уже расстрелянного владыку Серафима (Остроумова)

, и погибшего на лесоповале духовника архимандрита Пантелеимона[34], и тихо исчезнувшего из жизни отца Всеволода Ковригина[35], и даже владыку Николая (Ярушевича), которого в это время уже едва терпели. Ясно и просто он сказал о себе все, что хотел. И сразу же отцу Иоанну открылось истинное лицо «ласкателей». За любовь людей к нему, за долгие проповеди, за всякую живую инициативу он стал получать не только грубые выговоры, но даже и заушения.

Позднее, увидев следы постоянной «опеки» в своем следст-   49   венном деле, собранном на него к маю 1950 года, он писал: «Я прошел в свое время путем тяжким. Ведь мы были связаны по рукам и ногам, и каждое наше слово взвешивалось неправедными весами врагов Церкви». Он узнал цену своей духовной свободы. В то время она стоила ему трех тюрем и семи лет усиленного лагерного режима.

Одна скорбь передавала его другой, и были они вехами его духовного пути. «Период борения самый трудный. Но без него не будет здравия душевного», – скажет отец Иоанн позднее. А еще он узнал и прочувствовал великую силу и власть незапятнанной компромиссом совести.   Порабощен телом, душу же непорабощену соблюди   Если жизнь монаха – всегда тайна, и о внутреннем делании можно догадываться только отчасти, еще более глубокая тайна покрывает жизнь монаха в тех условиях, в которых оказался отец Иоанн В  ночь c 29 на 30 апреля 1950 года окончился московский период жизни отца Иоанна Крестьянкина. Он стал заключенным № 13431.

Ночью к нему постучали и увезли на Лубянку36. Отец Иоанн напишет в одном из своих писем об этом событии: «В академии учился экстерном. И за полгода до ее окончания, когда была уже и дипломная работа написана, Господь переводит меня на другое послушание: в заключение, к новой пастве... Помышлял ли я о таком проявлении воли Божией? Конечно, нет».

Он не помышлял, но томление сердца говорило ему больше, чем ум. В такие моменты дух человека предощущает неведомое, и Дух Божий, испытующий глубины сердца, Сам указывает будущее. Отцу Иоанну исполнилось 40 лет. За время служения в Церкви в нем уже зримо проявилась крепость веры, непоколебимая надежда и сила любви к Богу и людям – те самые добродетели, которые ведут к свету и дают силу жизни.