Иоанн связывался с духовными чадами и друзьями. Они стали главными помощницами батюшки в период заключения: собирали посылки, выполняли поручения, ездили в лагерь.   60   те личной жизни я все более и более познаю сладость святого чувства: «Большие воды не могут потопить любви, и реки не зальют ее». Весьма примечательны приводимые в письмах списки нужд самых разнообразных: лекарство для юноши, страдающего туберкулезом, словарик для филолога, краски для заключенного художника.

А вот просьба «купить ниток мулине для супруги начальника охраны, такой же добросердечной, как и он сам». «Пользуясь разрешением, прилагаю список-перечень необходимого», – пишет он духовным чадам. Необходимого не ему, но тем, кто рядом. А вот появляется пространный список нового просителя. Это уже от «учреждения», которое содержит заключенных под стражей.

И «учреждение» не обделено вниманием и заботой. В лагере были и католические ксендзы, и протестантские пасторы, и баптисты. Когда до них дошел слух о помощи «учреждению», они подошли к батюшке с упреком: «Что же это Вы делаете? Это же наши враги!» «Выполняю завет Христов: «любите враги ваши», – услышали они в ответ. «Простите меня как неисправимого, – пишет он, – но моя излишняя отзывчи- 61   вость к просьбам и нуждам людей снова понуждает меня просить Вас». И снова списки, просьбы. И так все пять лет пребывания в неволе.

А есть и совсем маленькие приписки от самого батюшки. Прислать ему фотографию мамочки, крестики, венчики, разрешительные молитвы и немного лакомств: луку и чесноку. Ясно, что и в этом «аду» он продолжает нести свое священническое служение. В этом неутешительном месте служением ближним ободрялась и утешалась и его душа. Крестики для тех, кого просветит он Светом Истины.

Венчики – погибшим от бесчеловечной злобы, а таких там было много. Он хотел по-человечески проводить их за те страдания, что испытали они на исходе из жизни. «Жизнь наша подобна плаванию. И все происходящее в ней всегда совершается по благому Промыслу Божию. Я по-прежнему жив. По милости Божией благодушествую. Наше будущее, как и настоящее, всегда находится в полном и непосредственном подчинении воле Божией, которая на время бывает от нас сокрыта для нашего же блага», – напишет в письме отец Иоанн, когда уже войдет в русло лагерной жизни.

Но сразу по приезде на ОЛП он пишет: «Я во всем, кроме праведности, подобен Иову». Непосильная непривычная работа угрожала телу, а бесчинства преступной мысли и лукавых пожеланий, господствующие в этой обстановке, покушались сразу и на душу, и на чистоту сердца. Устрашившись за свое духовное здоровье, отец Иоанн весь устремился к Богу в молитве.

В бараке, наполненном до отказа людьми, он умудрялся находить уединение и чистоту живого общения с Богом то на третьем ярусе нар под одеялом, то в заброшенном бараке и даже среди толпы. Вспоминая то время, он скажет: «Молитве лучше всего учит суровая жизнь. Вот в заключении у меня была   62   истинная молитва, и это потому, что каждый день был на краю гибели.

Повторить во дни благоденствия такую молитву невозможно. Хотя опыт молитвы и живой веры, приобретенной там, сохраняется на всю жизнь. А как часто душа без слов молилась Богу!» В самом начале своего исповеднического пути отец Иоанн столкнулся со страшными, беспощадными сатанинскими силами, действующими через людей. Но природное смирение его, уже проверенное во многих искушениях, оградило отца Иоанна и здесь.

Бесы и одержимые ими люди оказались бессильны над ним. Господь смиренным дает благодать. Силу Божией благодати отец Иоанн чувствовал и ею укреплялся. Благодаря ей он прошел тяжелейший полугодовой период следствия, из них два месяца провел в камере-одиночке и два месяца среди уголовников. Ни физические воздействия, ни злоба, ни коварство не сломили его.

Не надеялся он ни на свою силу, которой от рождения не имел; ни на свой разум, который не прельщал его; ни на свое мужество, о котором не помышлял вообще. Осознавая свою полную беззащитность, отец Иоанн весь без остатка предался Богу. И Господь Сам поборал за него все сатанинские происки. Устоять человеческими силами пред силой безбожной власти целого государства невозможно.

Во время заключения, когда и сама жизнь ничего не стоила, и неизвестно было, доживешь ли до вечера, а пережив день, встретишь ли рассвет, единственное, что оставалось и чем он обладал реально, – это вера. Ее отец Иоанн хранил как зеницу ока. Вот откуда появилось в нем полнейшее спокойствие и безмятежность лика и во сне, и при бодрствовании. В этом земном «аду» он пребывал с Богом.

В письме из заключения он напишет: «С Богом самое трудное легко, а без Бога и самое легкое невозможно». Сердце его мирствовало в Боге, но оно и болело, изъязвленное жалостью и состраданием к тем, кто, погружаясь во тьму, забывал о своем при-   63   звании быть чадами света и попирал самый ценный дар Божий – жизнь во имя Любви.

Прошли первые два года лагерной жизни отца Иоанна. Его вера и преданность Богу победили страх смерти, и плоды духа, созревшие в горниле испытаний, Господь принял. И узы ослабли. Послушника Божия, заключенного Крестьянкина, перевели на новое послушание и на новое место жительства. При дезкамере, где он должен был работать, находилась маленькая кладовка.

В ней он поселился 30 декабря 1952 года. С воли прислали краски для пола, и кладовка стараниями отца Иоанна превратилась в чистую комнату. «В своем новом, довольно уютном уголке гораздо спокойней и тише. На праздник, благодаря елочке, занавескам и клеенке, все примет еще более благоустроенный вид и воскресит в памяти недавнее прошлое. Среди общей обстановки новый уголок является райским», – напишет отец Иоанн об этом утешении близким.