В это время была от властей установка: не давать разрешения на рукоположение новых священников. А старые-то, их было большинство, умирали, и скоро служить будет некому. Когда я начинал, то был четвертым, потом стал третьим – и последним, потом вторым – и последним. Ко времени перевода отца Иоанна я остался первым – последним. От этой беды избавил наш храм отец Иоанн своим согласием.

Да не очень-то и спрашивали его желания. Церковь святителя Николая в Касимове была единственной на весь город и его округу. Дел много. Отношения с уполномоченным были у нас трудными. Да и староста наша к священникам жестоко относилась. По слову архиерея, она на священников смотрела гордым оком, а на церковный ящик несытым сердцем. Но с приходом отца Иоанна староста изменилась совершенно.

В Касимове за ним шла слава, что он – батюшка «провидущий». Стал отец Иоанн Крестьянкин настоятелем Никольской церкви. Храм был запущен, власти и староста активно осуществляли заданную программу: черные потолки, грязные иконостасы, отопление печное, все закоптело. Опять новому настоятелю тяжким трудом и напряжением всех сил душевных и телесных предлежало сломить противоборство начальствующих.

  102   Отцу Иоанну было не привыкать начинать свое служение с благоустройства храма. С этого же начиналась и приходская жизнь. Общий труд и молитвы делали свое дело, сплачивая людей. Вспоминает отец Сергий Правдолюбов[66], тогда шестнадцатилетний юноша: «Приезд в Касимов отца Иоанна стал особенным событием в жизни города и ближайших к нему сел.

Все пришло в движение и неустанную деятельность. Во всем был какой-то подъем и горение духа. Из обрывочных записей моего дневника видно: то и дело мы, все бросая, отправлялись в Касимов. Стояли на службе отца Иоанна. Спали все на полу в доме бабушки, чтобы утром быть на службе здесь же». Он же рассказывает о первом впечатлении от нового настоятеля: «Мы стоим с отцом (протоиереем Анатолием)

[67] и его братом, отцом Владимиром, ждем автобуса. Отцы прохаживаются, шурша прошлогодней листвой. Тема разговора – новый настоятель в Касимове, как все у него необычно. Не в прелести ли он? А какие признаки прелести? Спокойно, не торопясь, вдумчиво рассуждают. Позднее отец Анатолий всем сердцем принял отца Иоанна. Полюбил его. Избрал его в духовные руководители, признал в нем подлинного старца, хотя отец Иоанн никогда себя старцем не называл».

«В Касимове попасть к отцу Иоанну было еще труднее, – рассказывает Сусанна Валова. – Из-за явной слежки за ним приезд для чад был строго ограничен. Отец Иоанн сразу взялся за дело. Опять леса, опять забинтованные рукава подрясника и круглосуточная уборка храма. Даже регламент такой дома был: за трапезой никаких разгово-     ров, поели – и снова в храм, на леса.

На просьбу поисповедовать батюшка отвечает: «Только вечером». И принимает исповедь, стоя на коленях, – ноги уже не держат». «Отец Иоанн обновил храм внутри и снаружи. Летовские монахини пошили облачения недостающих цветов – эти облачения и по сей день называют Иоанновскими. К плащанице его духовные дети привозили из Москвы живые цветы. С тех пор и поныне этот обычай живет в церквах Касимова.

По молитве и благословению отца Иоанна и невозможное начинало осуществляться. Наглядный тому пример. В храме не на месте стояла чтимая икона Казанской Божией Матери. Но о том, чтобы ее передвинуть, нельзя было и помыслить. До приезда отца Иоанна настоятели пытались это сделать, но, кроме расстройства и нарушения мирных отношений, ничего не добились.

Старые монахини воспринимали эти попытки как оскорбление святыни. Отец Иоанн, молча проходя мимо иконы, стал ее по сантиметру сдвигать. К концу его служе-   104   ния в Касимове икона стояла уже на новом месте, и на это никто, в том числе и монахини, не обратили внимания. Несмотря на то что отец Иоанн знал уже тяготы неволи, в Касимове он действовал и говорил проповеди без страха и без оглядки на власть.

Помню его грозные проповеди о безбожниках: «Ладонью солнце хотят закрыть, веру похоронить! Но она-то жива и будет жить, а тех, кто против нее, уже хоронят!» – вспоминает отец Владимир Правдолюбов. «Только год, ровно год потерпели отца Иоанна на городском приходе. Не только храм успел облагородить отец Иоанн. Его доброе, сердечное отношение к людям, его искренняя вера были той живой проповедью, которая красноречивее слов привлекала многих к Церкви.

Последнюю литургию отец Иоанн служил в Касимове на Сретение. Храм был переполнен, – вспоминает Соня Правдолюбова68. – Отец Владимир вышел на правый клирос петь концерт и говорит мне: «Посмотри, храм плачет». И у самого слезы на глазах. На другой день, в день отъезда, опять пришел отец Иоанн проститься с храмом. Помолился, приложился к праздничной иконе и благословил ею на все стороны Касимов».

Утешая остающихся, он говорил: «Я вам дорожку топчу в Псково-Печерский монастырь». Безропотно шел отец Иоанн по пути странника. А посылали его на самые трудные, угасающие приходы с надеждой, не угаснет ли и он вместе с ними. Он трудился, дорожа временем и обстоятельствами жизни, даваемыми ему Богом для спасения. Когда кто-то начинал говорить о его духовности, он решительно прерывал разговор: «Какая такая духовность? Одну греховность вижу. С ней-то никак не разберемся!

» Изредка в разговорах все же высвечивались тайны его сердца. С глубоким смирением он говорил про себя:   105     «Я как телеграфный столб – сигналы передаю, а остаюсь ни с чем. И сколько просил я крыши над головой, но, видно, пока не время уходить от людей». Где-то глубоко под спудом в душе его жила печаль по оживляющей все духовной силе.