Явно было только то, что он уже состоявшийся монах. Об этом в нем свидетельствовало очень многое. И главное – его мирный дух, ровный в настроении и невозмутимый в искушениях. Автобиография, написанная им при поступлении, была скупой и краткой: родился, крестился, учился, работал, служил. Обращала на себя внимание только одна фраза: «Жизненные обстоятельства не позволяли мне много лет исполнить обет, данный Богу, – служить Ему в чине монашеском».

  15   Совсем юным отроком Ваня Крестьянкин увидел Церковь и монашество поруганным, оплеванным и заушенным. В 10 лет он уже осознал и прочувствовал путь Русской Церкви на Голгофу за Христом Спасителем. Один за другим разорялись орловские монастыри. Бо-жии пастыри, служители Христовы, шли вослед Пастыреначальника, неся свои кресты в ожидании распятия. И распятие свершалось.

Ваня застал еще Церковь в последнем свете ее былого величия. Он увидел высоту духа тех, кто были его воспитателями, кто верой и правдой служил Богу. Духом твердости, самоотречения и преданной любви к Богу и Его Церкви даже до смерти они «пополняли Небесное Отечество» новомучениками и исповедниками Российскими. Первые, еще не осознанные, симпатии к монашеству проявились у Вани под влиянием монахинь орловской Введенской обители[2].

Матушки были нередкими посетительницами дома Крестьянкиных. И четырехлетний младенец тянулся «к мамушкам-матушкам», веселя их обещаниями, что и он будет «монахой», и именно в их монастыре. Так были сказаны Ваней первые слова о своем монашестве. А в шесть лет, приклонившись сердцем с беззаветной и детской доверчивостью к Церкви, Ваня обрел в ней такую любовь к Богу, которая не познала ни охлаждения, ни измены за всю предлежащую ему долгую жизнь.

И в этом возрасте он уже чаще и определеннее стал говорить домашним о своем будущем жизненном пути: «Я буду монахом». Возрастные особенности этой поры – мальчишеские шалости, резвость и увлеченность открывающимся познанием жизни – остались при нем. Прислуживание же в церкви стало для него первым этапом послушничества. Он оставлял тотчас самые увлекательные занятия и друзей, когда приходской батюшка отец Николай[3] звал маленького пономаря за собой.

  16   Сам отец Иоанн позднее кратко так написал о своем монашеском пути: «Монашество – великая Божия тайна. И для тех, кто дерзает вступить в эту святую тайну и приобщиться к истинному духу иночества, на все времена сохранил Господь в писаниях опыт отцов, которые прошли этим путем в радость вечности. Мое монашество началось с послушничества в шестилетнем возрасте и до 56 лет проходило на приходе среди волнений и забот многомятежного мира, и завершается житием в сем древнем монастыре».

А до шести лет у него было благодатное детство. Детство – весна жизни, когда в юных душах засеваются будущие преподобные, будущие монахи, мужи и жены – словом, будущие наследники вечной жизни. Послушников и ослушников тоже порождает детство. Ребенок Божиим определением – это образ возрожденного в Небесное Царство: «Кто не примет Царствие Божие, как дитя, тот не войдет в него», – сказал Христос.

Именно в детстве человек приобретает все свои сокровенные черты. В лоне семьи закладываются семена, которые дадут всходы и определят, вскормят всю последующую жизнь. А мать, становясь почвой, из которой таинственно прорастет семя, дает ребенку каждую клеточку его тела, каждый росток его души. И чем возвышеннее душа матери, тем сильнее она проступает в зарождающейся личности младенца, тем сильнее ее влияние на него.

Народная мудрость гласит: «Он впитал это с молоком матери». В этих привычных словах заключен важный духовный смысл. Они напоминают, что человек не самобытен, а связан со своим родом кровными узами и духовным опытом предков. И он несет ответственность за свои поступки и за внутренний духовный выбор не только пред собой, но и пред своим родом и – шире – пред всем народом.

Ответственность пред будущим временным и вечным. Из родного дома, родной семьи возрастает чувство Родины.   Родной дом! Для Вани он был прообразом Царства Небесного, временем первых порывов детской души ко Господу и к молитве. По крупице собирал пытливый детский ум нектар в этом Царстве, где великое слово «любовь» приоткрывалось малышу и поначалу означало одно: маму, Елизавету Илларионовну Крестьянкину[4].

Жизнью своей мама отвечала на все вопросы Вани о Боге. Бог есть Любовь. Ее же приносили с собой блаженные, юродивые и нищие, любившие дом вдовицы Елизаветы Крестьянкиной. С их приходом в доме, где крайняя скудость уживалась с изобилием тепла и радушия, словно бы оживало Евангелие – ведь к ним жаловали посланцы Господни. Этих гостей принимали с особым радушием.

Ваня раскрывал свое сердечко для их любви и дарил им все самое ценное, что было дорого ему. В них он начинал любить людей. Свет живой веры, входящий с Божиими людьми, освещал их убогий дом и детское сердечко, в ко- 18   тором таинственно зарождалась жизнь в Боге. Свое раннее детство отец Иоанн вспоминал и благословлял особенно.

Оно дало ему и первые уроки послушания, и понятие о грехе, когда детские укоры совести за содеянное надолго лишали его радостей, а укоризненный взгляд мамочки вызывал обильные слезы раскаяния. И как следствие его духовной чуткости, появилось в нем умение видеть и слушать, умение не огорчить. Чуткость же породила в сердце мальчика и благоговение, которое в нем, уже повзрослевшем, разлилось на все сущее и стало, как и любовь, сутью его натуры.

С любовью и благоговейной памятью он относил все доброе, приобретенное долгой подвижнической жизнью, тем, кто духовно родил его в Божий мир: маме, блаженным Христа ради, духовным отцам, служителям Божиим. Ибо все это было посеяно в то далекое благодатное время, когда он буквально жил в Царстве Небесном. В семь лет для Вани кончилась безмятежная пора детства.