Григорий Назианзин

Слово 45, на Пасху, 22, 28, 29.

Жертва Иисуса есть осуществление предвечного замысла Божия: соединить человечество с Божеством; оживить, обожить глубины человека, мира, бытия. Таким образом, мы уже не одиноки, не изгнаны, не потеряны: за кажущейся безысходностью позора и отчаяния нас ожидает Христос в безмолвии Своей любви. И Он позволяет нам воззвать: Авва, Отче! – слово, исполненное детской нежности. «Любовная страсть» Сына предшествует воплощению и является его причиной. Она неотделима от таинственной «любовной страсти» Отца, ибо Отец отдает Себя, отдавая Своего Сына. Да и мог ли Он не отдать Его человеку, если человек, в лице Авраама, явил готовность отдать Богу своего сына? Это Божественная «любовная страсть», что не пройдет вплоть до наступления Царства, нисколько не умаляет полноты и радости внутрибожественного бытия Отца и Сына (более того, эта радость не безлична: она есть Дух Святой). Каждый святой, нося в себе безмерную радость Божественного присутствия – и именно в силу этого, – безоговорочно переносит скорби других людей. Насколько же справедливее это в отношении нашего Бога и Его Христа, «образа Божия», образа и средоточия всей святости!

Он сошел на землю потому, что сострадал человеческому роду. Поистине Он страдал нашими страданиями еще до крестной муки, еще до восприятия нашей плоти. Ибо если бы Он не страдал, то и не разделил бы с нами человеческой жизни. Прежде Он страдал, после сошел на землю. Но что это за страсть, которую Он испытывает к нам? Это страсть любви. И Сам Отец, Бог Вселенной, медленный в гневе и щедрый в милости (Пс. 103, 8), – не страдает ли некоторым образом и Он вместе с нами? Разве ты не ведаешь, что Он, правя делами человеческими, сочувствует людским скорбям? Поистине Господь, Бог твой, носил тебя, как человек носит сына своего, на всем пути (Втор. 1, 31). Как Сын Божий носил наши скорби, так Бог носил нас на всем пути нашем. И Отец не бесстрастен… и Он испытывает сострадание, Ему ведома любовная страсть и милосердие, которым, казалось бы, должно было воспрепятствовать Его царственное величие.

Ориген

Шестая гомилия на Иезекииля, 6, 6.

Все это имеет смысл лишь в том случае, если мы сознаем разумом веры, что Иисус, являющийся в высочайшей степени Личностью в общении (ибо субъект Его человечества – Божественная и, следовательно, совершенная Личность), не отчужден ни от чего и ни от кого, не несет в Себе всецелостность человечества и мира. Понятие «человеческой природы» у святых отцов – не философское, но мистическое. Оно обозначает единство бытия всех людей, того Единого Человека, что был разрушен грехопадением, но воссоединен во Христе в самом реалистическом смысле.

Воплотившись, Слово смешалось с человеком и восприняло нашу природу, чтобы человеческое обожилось этим смешением с Богом: глина нашей природы всецело освящена Христом, начатком творения.

Григорий Нисский

Против Аполлинария, 2.

Все человечество «образует, так сказать, единое живое существо»: во Христе мы составляем одно тело, где все мы – «члены друг друга». Поскольку человечество было заключено в смерти, Богу надлежало, воплотившись, отдаться смерти, чтобы разрушить ее царство и открыть всякой плоти путь к воскресению. Ибо единая плоть – человеческая и земная, соединившись во Христе «с огнем» Божества, пребывает отныне таинственно обоженной.