Мне приходилось в самых разных случаях общаться с гневливцами. Скажем, приходит мама со своим отцом, дедушкой и юношей-сыном. Юноша явно болен агрессией. Это познается по тому, что мама пришла зимой в черных очках, у нее разбито лицо, фонари под глазами; у дедушки тоже, хотя таких явных следов не видно. Понятно: этот здоровенный амбал с квадратным подбородком побил маму с дедушкой.

А те и говорят: «Батюшка, мы вам привели мальчика нашего. Видите, маму побил, на деда руку поднял. Сделайте, батюшка, что-нибудь». А его даже санитары боятся. И как быть? Очень много, конечно, значит внутренняя молитва, так как вы имеете дело более с бесом, чем с этим несчастным юношей. Его лукавый «обхождаше» – вокруг ходит. Вы молитесь – это первое средство самозащиты, потому что Бог, если внутренне вы взываете к Нему, не попускает одержимым людям распускаться.

А потом вы с ним начинаете разговаривать. Но мысли шальные мелькают, конечно: «Сейчас он как тебе даст по скуле!..» Но не будем слушать помыслы. «Как же вы, дорогой, маму-то?.. А давайте вспомним, кто у кого в животе сидел: вы у мамы или она у вас?» – «Ну, я». – «Ну вот, мама вас носила под сердцем, питала грудью, и вы так ударили ее по лицу. Это ведь грех, наверное?» – «Грех, грех».

– «Ну, давайте каяться… Прости, Господи, и помилуй». – «Каюсь». И здесь, конечно, главное – это одушевленность интонации и понимание, насколько глубинны эти процессы в человеке, внутреннее жаление его, беседа с искренностью и простотой, именно по-детски. Вспыхни малейшая искра негодования, раздражения – он тотчас сам перейдет в нападение. А вот так – обезоружить его мягким журением, доброй укоризной, предложив раскрыть совесть Богу; не в области моралистики действуя, можно достичь скорее успеха.

Чаще всего приходится встречать людей, находящихся в состоянии глубокого душевного упадка. Не просто печали безысходной и перманентной, а некоего уныния и безнадежности, именуемой отчаянием. Иногда это случается на фоне депрессии или какой-то другой болезни. Но сейчас кто из нас застрахован от минут разочарования, печали? Никто. Следует признать, что иногда отчаявшиеся люди переходят в состояние буйства.

Агрессия у них по-разному может выражаться. Видимо, такое напряжение в душе накапливается, такая невыносимая тяжесть, что это может выражаться в истерике. «Батюшка, я глубоко страдаю. У меня все болит! Бог меня вылечит или нет?! Скажите, вылечит меня Господь или нет?! Почему Он меня не исцелил до сих пор?!», – спрашивает человек с неподдельным трагизмом, а сама постановка вопроса такова, что вы понимаете: срыв налицо. «Бог меня исцелит? Ответьте мне сейчас?!

» А для того, чтобы батюшка никуда не делся, его надо за руку схватить покрепче. Я думаю, что даже когда Иосифа Прекрасного схватила жена Потифара, это была не такая крепкая хватка. «Вот сейчас скажите мне, исцелит ли меня Господь?!» И что вы будете говорить? Какими риторическими фигурами пользоваться? Есть, конечно, такие замечательные фразы, которые являются панацеей: «Успокойтесь, все будет хорошо. Все наладится.

Уж если есть Господь, Он же самый хороший – все образуется». – «Это правда? Все будет хорошо?!» – «Да, я уверяю вас, я в это верю глубоко, все будет хорошо». – «А если не будет?!» – Ну, почему «если», мы же с вами веруем в Господа Бога Вседержителя, Творца Неба и земли, видимым же все и невидимым…» Да, думаю, что в последних двух описанных случаях (я имею в виду – гнева и отчаяния)

сторона утешающая должна действительно увидеть и в том, и в другом человеке ребенка, увидеть душу. Без милости, без участия сердца здесь ничего не сделаешь. Есть еще один сложный случай, когда человек играет, беря на себя роль отчаявшегося или человека, не отвечающего за свои поступки. Очень сложна, конечно, сфера общения, и, по крайней мере, священники, которые выступают как народные врачи, сердцем чувствуют, что в силу вступил драмтеатр, началось выступление: «Вот хотите, батюшка, я сейчас такое сделаю!..» – «Нет, я этого не хочу».

Конечно, ты понимаешь, когда вступает в действие тяжелая артиллерия и человек сам уже не знает, играет он или действительно таков. Часто встречается и смешанный вариант. Дело в том, что каждый из нас по-разному себя проявляет. И иной человек порою не находит для себя лучшего амплуа, чем ходить на грани фола, он свою индивидуальность выражает таким болезненным и неестественным образом.

Это, конечно, развращенность, в которой надо каяться. Ибо ясно, что не к тому призывает нас Господь, говоря: будьте как дети, – то есть бесхитростные, чуждые лукавства, простые, любящие, милостивые. Что касается людей гордых, то упоминаемый нами преподобный Никодим Святогорец, свидетельствовал, что один Бог может смирить гордость ума. А ведь есть и такие гордецы, которые решаются, как моська, лаять на слона: Церкви предъявлять счет. А ведь и таковых немало. «Батюшка, вот я прочитал (прочитала) Евангелие, – говорит такой гордец.

– В общем, это чтение мне понравилось, но со многими положениями я не согласен (не согласна)». Когда человек осмеливается сомневаться в высшем авторитете – Евангелии, Церкви, Божественной истине – требуется особое искусство, особые смирение и любовь, чтобы не повредиться от собеседования с совопросниками века сего. Всегда замечаешь, что Господь дает тебе особый подход и особые слова в общении с нецерковными людьми, склонными теоретизировать и высокоумничать.

Приходится находить примеры, в которых отчасти соглашаешься с инвективами [32] , выдвинутыми против служителей церковных, а вместе с тем и указывать на погрешимость этого безапелляционного суждения. «Я вот, – говорит кто-нибудь, – не хочу обращаться к священникам, потому что все они еще совсем недавно подписку давали на сотрудничество с КГБ.

А у меня с этими тремя буквами дружбы никогда не было». Что ты будешь тут говорить? «Ну, может, и были у кого какие контакты, но встает вопрос, каковы они по сути. Епископы еще недавно, действительно, должны были встречаться с представителями органов госбезопасности. Из этого вовсе не следовало, что архипастырь продавал им душу. Напротив, он эквилибрировал, отстаивая какие-то церковные права.