Если нам задает вопрос сотрудник государственной безопасности – значит, это не так просто. «Мы за вами давно наблюдаем. У нас к вам есть несколько вопросов, которые хотелось бы разрешить в доверительной обстановке». Да уж, действительно, в двадцатом столетии русская пословица «от сумы да от тюрьмы не зарекайся» оправдалась на сто двадцать процентов.

И, конечно, живя в России, как бы кто ни относился к творчеству Солженицына, положительно или отрицательно, но «Архипелаг ГУЛАГ», общим объемом в шесть тысяч страниц, нужно прочитать от начала до конца, и притом неспешно. Хотя мы в свое время читали его за три дня. Ибо всё, о чем написано в этом произведении, писатель испытал на собственной шкуре, прошел огонь и воду и медные трубы.

Психологию заключенного применительно к новейшим бесчеловечным условиям СЛОНа – советского лагеря особого назначения – писатель раскрыл с не меньшей глубиной, чем некогда это сделал Федор Михайлович Достоевский в «Записках из Мертвого дома». Особенно впечатляют первые главы «ГУЛАГа», когда главный герой, читай: автор, только попадает в эту систему, где суждено ему провести более десяти лет.

Как глубоко им описана психология человека невиновного и неизвестно кем несправедливо осужденного, надеющегося через двадцать три дня получить свободу! Как пронзительно рассказывается об этой демаркационной черте между гражданской вольницей, свободой и режимным бытием. Иное время, иное пространство, иное самочувствие. Это, конечно, нужно знать.

Тем паче, это близко всем нам, ибо нет семьи, которая в лице деда, или двоюродного дядюшки, или других родственников не прошла через страшные истребительно-трудовые лагеря «великого стратега», ругать которого сегодня непопулярно. Популярно обелять и возводить на пьедестал. Однако слов из песни не выкинешь, это было. Конечно, в нашем отечестве узники делились на «политических» и на «блатных».

И вряд ли уже мы когда-нибудь вернемся к благородству этих «политических» – людей, страдавших за идеи, за идеалы, особенно за Христа и Церковь Его. Страшно, когда узаконивается произвол, а сильный становится правым. Не приведи Бог, чтобы  в нашей жизни доминировали  законы уголовного мира. Они все сформулированы в «Архипелаге ГУЛАГе» у Солженицына: «сегодня подыхай ты, а завтра я. Вот девиз «ýрок». «Брали, и брать будем».

Так возглашали «блатные», обчищавшие карманы «политических», с этапа поступавшие в одну с ними камеру. Современные зоны, или лагеря – это действительно особый мир, законы которого изучаются только на практике, по водворении туда. Те, кто писали о местах лишения свободы в сталинские годы, говорили о том, что администрация имела обыкновение входить в теснейшее единение с ворами в законе.

И с помощью этих самых воров и уголовников строились и дисциплина, и распорядок, и распределение материальных благ, и подавление непокорных элементов в зоне. Мы, священники, вынуждены вникать в это  в силу определенных причин. Перед нами отворяются  тюремные решетки. Мы входим в обители скорби и страдания. Существуют тюремные батюшки. У нас, например, в храме Всех Святых на Красносельской есть тюремный батюшка, который посещает «Матросскую Тишину». Это империя. Десятки тысяч людей.

При всем желании не закупить столько крестиков и иконок, сколько они просят. Эта империя дает о себе знать, особенно под Пасху. Вот придут мироносицы, сердобольные женщины, принесут огромные корзины, мы будем складывать туда куличи и яйца, чтобы принести их за решетку и передать наше сердечное «Христос Воскресе» тем, кто находится там. После этого краткого исторического экскурса перейдем непосредственно к теме лекции.

Безусловно, психология человека, оказавшегося в местах заключения, совершенно особенная. Опять-таки об этом лучше всего рассказал Александр Исаевич Солженицын. Помню, какое неизгладимое впечатление произвел на меня его роман «Раковый корпус». Мы читали еще его в самиздате, ночью, за рекордно короткий срок. Автобиографический роман, в котором писатель рассказывает, как после многих лет заключения, бесчеловечного режима, по сравнению с которым царская тюрьма кажется просто раем, он вышел на свежий воздух, больной, но свободный.

И его оглушило раскинувшееся над головою небо, вместо какого-то маленького клочочка, расчерченного на квадраты. Он почти ослеп от взгляда на свежую листву. Она показалась ему изумрудной. И запах этой свежей листвы мгновенно опьянил человека, изголодавшегося по свободе. Он смотрел на лица людей, свободно фланирующих по улице, и не понимал, как они могут быть так равнодушны, индифферентны, не эмоциональны, когда он всеми фибрами, всеми клеточками души и тела всасывал и пил эту атмосферу свободы.

А когда он зашел в магазин – а это был еще советский магазин, где имелось всего-то два-три наименования товара – и увидел, что люди еще и выбирают: мол, нет, это не подошло, покажите другое, – его просто прорвало негодованием – человек-то страстный, не церковный: «Сволочи, они еще недовольны, они еще выбирают. Да вас всех туда бы на пять лет. Вы бы поняли, что нужно брать то, что дают, и не искать ничего другого». Очень яркие страницы. Настоятельно советую прочитать всем.

Чрезвычайно много они дают, чтобы мы оценили то, что имеем. Как гласит мудрая молитва: «Не мечтай о том, чего нет, но благодари Бога за то, что есть». Да, мы хотим сказать, что чувства заключенного обострены. Они как у ребенка, который смотрит на мир совершенно особым взором. Я помню недавнее посещение зоны под Рязанью, где нас ждали верующие заключенные.

У них там своя община, и они сами выстроили храм. Нужно было видеть глаза этих молодых и не очень молодых мужчин. Видеть, как они прикладывались к руке батюшки, как они сопровождали нас в храм, как взирали на священников, которые к ним приехали, дабы отслужить и вечерню, и литургию, причастить их Святых Христовых Таин. Помню, два иеромонаха исповедовали этих двадцать пять верующих мужчин, пока я предстоял Престолу, и совершенно по-особому все возгласы сами собою проговаривались, особенно такие, как: Мир вам, Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любы Бога Отца и причастие Святаго Духа буди со всеми вами.