Если, например, что-то взято без спроса, а вы лично живете по правилу «чужого не трогать» и сами с отвращением относитесь к этому греху, то, общаясь с мальчиком, повязанным этим грехом, вдохните в него ваше собственное недо­умение, изумление: «Как можно брать чужое? Да никогда!» Интонация сама ро­дится и изобразится эдакой осциллограммой именно потому, что душа ваша не мертвая, не инертная, не индифферентная, а живая, подвижная, динамичная!

Отождествите себя с ребенком, вместе с ним и раскаиваясь, и переосмысляя соде­янное: «А как, милый мальчик, ты поступишь завтра – опять так же? Не те­лефон уже, а что-нибудь посущественнее попадется. И ты сможешь снова это сделать?». Неравнодушие к человеку, всецелая заинтересованность в нем дает вам возмож­ность «радоваться с радующимися и плакать с плачущими», и тогда вы облекаете ваше слово той интонацией, которая свидетельствует о жизни духа и о чистоте вашей собственной совести.

Помимо интонации , дорогие друзья, внутренняя сила слова зависит от экс­прессии, то есть выразительной звучности речи. Вы знаете, что грех, войдя в че­ловека, делает душу как бы мертвой. Например, если переешь, то преступишь, нарушишь свою меру. Человек объевшийся отваливается от стола, как клещ, на­питавшийся кровью пуделя. Он уже не способен ни к молитве, ни к размышле­нию, у него соловеют очи, и по закону естества он уже готов упасть в объятия Морфея.

Любой грех, завладевший человеком, делает его внутренне инертным, что непременно отражается, в том числе, и на нашей речи. Речь вялая, безвольная, безжизненная выдает соответственное устроение души. Таковы подростки, которые далеки еще от обретения смысла жизни, целеустремленности, они очень легко идут на поводу у греха, им еще неведома серьезная борьба с собственными страстями.

Педагог, оратор, трибун, проповедник в этом отношении должен быть личностью уже сформировавшейся. Он должен, конечно же, жить под знаком победы добра над злом. Если удельный вес зла и страстей еще слишком велик, то ничего, кроме растерянности и смущения, в тот час, когда нужно говорить о Боге, о совести, о добре, он почувствовать не может. Убежден, что бодрость, динамика, живость души, а значит, и сила подачи слова являются плодом нашего маленького под­вижничества, нашей личной борьбы со страстями, наших молитвенных усилий и личного предстояния Живому Богу.

Без духовного тыла, покаянного трудничества, ограничиваясь лишь чтением риторических учебников, вряд ли можно об­рести указанную нами энергию слова. Изучая жизнь праведного отца Иоанна Кронштадского и его дневники, мы можем почувствовать, что каждое его слово подобно солнечному лучу, молнии. Какой-то студент, запоздавший в храм, увидел, как при чтении отцом Иоанном часослова у него из уст исходили молнии, светлые лучи.

Вот идеал, к ко­торому мы призваны стремиться! Вот та внутренняя напористость, бодрость, энергия, которая нам необходима! Это очень важное, на наш взгляд, слагаемое в успехе словесного служения. Либо наши собеседники подавят нас, и мы подпа­дем под их влияние, либо мы будем благотворно воздействовать на аудиторию, пробуждая в ней «чувства добрые».

Люди приходят нас послушать доброволь­но, в тайной надежде получить от нас то, чего им недостает. Вот человек, склонный к унынию, а у вас в глазах светится радость... Вот человек озлобленный или, по крайней мере, раздражительный, склонный перева­ливать вину с себя на обстоятельства. Все его выводит из себя, никто не оправды­вает его ожиданий, а вы богаты благодушием и великодушием, милостью и снис­хождением.

Он будет с жадностью пить, как березовый сок, дух вашего слова, по­тому что его измученная душа обретет в ваших словах покой и умиротворение. Внутренняя бодрость, заряд духовный, прежде всего, отражаются в вашем слове, в темпе речи, в энергичности вашего обращения, в силе, в звучности вашего сло­ва. Наконец, дорогие друзья, упомянем еще о чистоте слога.

Чистота, богатство слога обусловлены словарным запасом, которым вы пользуетесь. У каждого из нас есть свой словарь, и есть своя сердечная кладовая. Из этой кладовой мы извлекаем непосредственный материал, кирпичики для по­строения здания, звенья, выстраивающиеся в единую золотую цепочку вашего слова. И помимо этого словарного запаса, наверно, нужно говорить о ка­ждом отдельном звене, не обойдя вниманием и те окиси, которые иногда разъе­дают наши слова, то есть прокравшиеся в нашу речь слова-паразиты.

Что касается словарного запаса, то он находится в зависимости от нашего круга чтения. Так обычно и говорят: «Приметил, что этот малый совершенно не книжный. О, sancta simplicitas , святая простота! Он пытается облекать свою мысль в слово, но больно скуден его кругозор, который необходимо расширить через самообразование». Что будет с поколением, которое наступает нам на пятки, сказать не могу, потому что нынешние дети, привязанные к компьютеру, совершенно не способны к чтению, у них отбит к нему вкус.

Для нас с вами тема классного часа «Книга – мой лучший друг» – была еще вполне естественной и законной. Вкус к чтению формирует нравственные качества личности. Сегодня, впрочем, богослова под­стерегают следующая опасность. Человек начитанный, достаточно знакомый с творениями святых отцов, с мировой и русской классической литературой, за­нимающийся богословским творчеством, часто теряет способность говорить про­сто и незамысловато, перегружает свою речь специальными терминами, почер­панными из академических трудов.

Опасная тенденция, особенно для нас, свя­щенников, потому что батюшка лишь во вторую очередь богослов. Курсовые пишутся в научном стиле, а беседы с людьми требуют совершенно иного. Бывает обидно за высоко ученого, может быть, всесторонне образованного миссионера-катехизатора, который не в состоянии понять, почувствовать, услышать, воспри­нимается или нет его слово, назидает ли оно или рассеивает слушателей.

Между XIX и XXI веками лежит огромная пропасть. Святителя Филарета Московского нелегко сегодня читать без подготовки. Слово святителя Иннокентия Херсонско­го, замечательного церковного оратора XIX века, усваивается лишь теми, кто действительно понял и полюбил церковную проповедь его времени. Следо­вательно, мы сегодня должны быть очень бдительны, дабы не перегружать нашу речь высоким богословием, не утяжелять наше слово, обращенное к студенческой аудитории, еще находящейся за оградой Церкви.