Гордый развешивает ярлыки, гордый отправляет одного в геенну, другого – в чистилище, но сам действует как неподсудный. А между тем, по слову святых отцов, если ты свободен от греха, то никогда именно в этом грехе и не осудишь ближнего. Например, если в тебе нет блудного греха, но сердце усвоило добродетель целомудрия, ты никогда не осудишь согрешившего брата, а некоторым образом поболезнуешь о нем, помолишься и скажешь: «Боже, очисти нас, грешных!

» А если осуждаешь, значит, сам нечист и судишь себя самого. Каким словом судишь, таким и сам судим будешь,[41] – говорит блаженная Феодора. Осуждающий восхищает сан Христа, то есть поставляет себя на место верховного Судии. Какого же наказания он достоин?! Посему апостол Павел призывает не судить прежде времени, пока не приидет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения (1 Кор. 4, 5). А что находится во мраке?

– Душа ближнего, по причине мрака неведения твоего. «Чужая душа – потемки». Осуждающий гордец, по существу, осуждает лишь сам себя. Итак, говорим мы, гордый и осуждающий роет себе яму. Правой рукой строит, а левой разрушает. Еще при этой жизни Господь его вразумляет, как котенка, которого хозяйка мордочкой в собственную его лужицу тыкает. А если он так и не исправится, то сугубо будет наказан, ибо осуждающий грешит произвольно, не по немощи.

Хочется спросить: «Братцы мои, да что же вы все кости-то ближним перемываете, никого не пощадили: от привратника и дворника до инспектора и ректора?» – «А это мы по немощи, по немощи осуждаем». Нет, по немощи человек может объедаться, а осуждает только по собственной злонамеренности. Не худо вспомнить, кого, когда, где и как именно мы осудили.

В осуждение вменяется и слушание осуждения с понимающим видом: «Да, брат, ты еще мало сказал о нем. Это такая дрянь, о которой и думать противно. Марать язык не хочу об это двуногое». Не ужас ли? Но будем дальше двигаться по словесным мытарствам. Так мы дойдем до греха лжи. Слово лживое, слово ложное. Бывает ли ложь во спасение или нет? Говорят, бывает.

Это так называемая «формальная ложь», когда по форме – обман, а по духу – правда. И даже светские философы эти примеры приводят. Спасая жертву от гонителей-губителей, добрый человек примчавшегося злодея направляет по ложному пути. Обман? Да. Но по сути – доброе дело. И для злодея, и для жертвы. Злодей не достиг своей цели, не сотворил греха, или только в намерении сотворил, а невинная душа спасена от поругания и гибели.

В связи со сказанным можно слегка распространиться. Что может быть важнее исповедания веры? – «Ты верующий?» – спрашивают человека. Отречься, ответить словом «нет» – это тягчайший словесный грех, ибо устами мы исповедуем Господа во спасение, а сердцем веруем в правду (см.: Рим. 10, 9). Но всякий ли раз на вопрос: «Ты верующий?» – мы должны отвечать: «Да, верующий»?

Святые Отцы и наставники жизни христианской говорят: «Нет, не всякий раз мы должны исповедовать веру». Если человек вопрошает искренно, если для него это жизненно важное дело, если он вопрошает, дабы твоим ответом утвердиться в вере самому – конечно, ты должен делиться своим духовным сокровищем. А об иных вопрошающих сказано: Да не врагам Твоим тайну поведаю.

И Господь говорит: Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего пред свиньями (Мф. 7, 6), то есть, если спрашивает человек с неподобающей целью, с иронией, с издевкой, «так просто»: «Ха-ха... И ты что, тоже верующий? Дошел до такого состояния?», – в этом случае ответим так, чтобы он замолчал надолго. Имеется в виду не удар кулаком, а достойный разумного студента ответ: «А ты кто такой, что меня об этом спрашиваешь?

А может, тебе еще дать ключ от квартиры, где деньги лежат?» Если же вам трудно так говорить, можете ответить на детском уровне: «А ты читал книгу Гайдара «Тимур и его команда»?» Он скажет: «Да, что-то слышал». – «Так вот, должен знать, что такое военная тайна». Лживое слово насыщено и растворено лживой силой, что указывает на несомненное происхождение его от диавола, самого отца лжи.

Ложь и обман бывают различных видов и родов. Фантазер, мечтатель врет, потому что привык привирать, как говорят, «из любви к искусству». О таком роде лжи дети говорят: «Враки». Конечно, присутствует определенная доля тщеславия, когда человек приукрашивает детали, говорит о том, чего не было; а о том, как именно было, умалчивает. И все мы немножко тщеславны, а значит, лживы.

Но в данном виде лжи человек не преследует корысти. Он потакает тайным страстишкам своего сердца, главные из которых гордость и тщеславие. Иногда он от испуга говорит неправду, по малодушию, а малодушие – это тоже в чем-то тщеславие, а в чем-то – трусость. Есть и другой род лжи, лжи более примитивной, грубой, которая намеренно сбивает с толку, дезориентирует, лжи, за которой проглядывает определенная корысть.

Эта ложь свойственна бессовестным, тем, кто вовсе разорил заповедь о любви к ближним, забыл главную заповедь: Не делай другим того, чего себе не желаешь. Ложь – обман, с которым соединено лукавое слово. Диавола мы называем «лукавым»; мы просим Господа в молитве: Избави мя (нас) от лукавого (Мф.6,13).  Лукавый, т.е. изогнутый, хитрый, изворотливый, непростой, непрямой.

Лукавство – это мерзкая страсть еще потому, что изжить ее весьма трудно. Лукавству противостоит простота, прямодушие, любовь к истине, мужество и, прежде всего, страх Божий. Лукавое слово страдает неопределенностью, неясностью, туманностью выражений, переливчатостью смысла. Лукавое слово, как правило, соединено еще и с двурушничеством, или словом человекоугодливым, лицемерным. «На языке мед, под языком лед».