Да как между собой все сочетается, а вместе с тем и не сливается! И вот интонация, если она правдивая, если она органична человеку, если она исходит из недр души – безусловно, прежде всего, когда речь идет об устном проповедовании – более всего свидетельствует с   технической стороны о духовной жизни. Потому что, как мир многообразен и прекрасен и как мир нам никогда не наскучит (

даже человек умирающий, вроде бы, что ему уже надо? и то он не в силах расстаться с этим многоцветием земли), так многообразно и наше слово. Оно же тоже живописует, оно тоже на сердце полагает какие-то мазки, и наше слово должно отражать богатство внутреннего мира, мира сердца. А там ничего нет затверженного, ничего заученного. Православие – ведь это же не система ограничений!

И если уж древний грек какой-нибудь выходил на высоту Акрополя, смотрел на звездное небо - и вся греческая философия воплощалась не в   предложении, не в слове, а лишь в одном звуке, междометии: О-о-о! Как удивление перед миром: О-о-о.... А что же православный-то? Он что, «без божества, без вдохновенья, без слез, без веры, без любви»? И,   таким образом, как Бог является паки, несет нам пакибытие и дарует нам полноту жизни, так, стало быть, в слове богатство интонаций является первейшим средством к назиданию, освежению, услаждению, просвещению и прочим благодатным действиям на слушателя.

Обобщая пройденный материал, можно сказать, что интонация – это одно из лучших свидетельств опытности, равно как и неопытности проповедующего. Владение интонацией показывает не только человека живого, непосредственного, чуждого формализма, механичности в искусстве проповеди, но и человека, имеющего внутреннюю жизнь. Как бесконечно многообразный и красочный мир Божий являет нам втайне присутствие Бога, так и богатая, естественная, а   главное, правдивая интонация нашей речи имеет способность не только освежать и доставлять отдых слушателям, но и приобщать их к тем духовным сокровищам, которыми, как предполагается, владеет выходящий на помост трибун, оратор, проповедник, в   широком смысле – поэт.

Помните, мы говорили, что греческое слово «поэт», «поэзия» переводится как «действие, изменение». Поэт – это тот, кто изменяет мир. Именно такого поэта в   широком смысле хотят видеть люди в проповеднике слова Божия. Что еще можно сказать полезного об интонации? Мы обличили и сентиментально-мелодраматический пафос, обличили и монотонность, обыденность, всегда ложную, когда речь идет о   размышлении над Евангелием.

Кратко говоря, с помощью интонированной речи вы приобретаете себе друзей. Не размышляя же о воздействии интонации на психологию человеческую, вы из союзников делаете себе врагов. Остается, наверное, последний, очень важный вопрос. А как по существу прикоснуться к   тому богатству? Если так страшно сфальшивить и быть не подлинным в разговоре с людьми, то как овладеть этой настоящей, живой интонацией ради пользы дела?

Ведь в аудитории любой возрастной категории у нас есть возможность как победить, так и потерпеть поражение. С детьми, например, нехорошо сюсюкать. А это такая свойская, и потому привлекательная интонация – сюсюкание. Там такие богатые мелодические ходы: У-у, ты моя тютелька, тю-тю-тюлечка..., – и пошло-поехало. Или, когда раньше хотели пристыдить старшеклассников или студентов, то говорили с нажимом: Вы – комсомольцы!

Для нашего же времени в отношении выбора верного тона сложность в том, что люди успели отвыкнуть (по вине, прежде всего, вездесущего телевидения и изменившегося стиля и духа взаимоотношений) от непосредственного живого, бескорыстного дружеского общения. Такое общение сейчас подменяется всевозможными дикторами, лекторами, учителями либо развязностью: Вы слушаете радиостанцию «Серебряный дождь!» – мне трудно, конечно, это изобразить.

Эти прокуренные женские голоса с хрипотцой, как бы запанибрата, балдеют вместе со слушателями. За этим стоит, по существу, не только отсутствие уважения к личности, но та поверхностность и та ущербность, которые никогда не были свойственны русскому человеку с глубокой душой и благородным сердцем. Еще раз повторю: в наше время трудность заключена в том, что люди уже отвыкли от нормального разговора, им негде было восчувствовать подлинную глубину общения в духе.

А какая интонация более всего соответствует этому непредвзятому, доверительному, благородному, полезному общению? Безусловно, это собеседование, о котором говорят: от уст к устам, от сердца к сердцу. И еще говорят: Сердце сердцу весть подает. В наше время даже мамы и папы предпочитают не рассказывать ничего детям, муж с женой практически не способны делиться друг с другом впечатлениями прожитого дня, а если кто-то попытается, то другой (другая) тотчас отсечет ему крылышки.

Собеседника, а тем паче задушевного, у которого за душой что-то есть, днем с огнем не сыскать. Вот почему упомянутые конференции и «столы», симпозиумы часто сохнут на корню именно потому, что при интересной проблематике, а лучше сказать, при богатом содержании сами выступающие не ценят ни на йоту тайны человеческого общения. И самая подкупающая интонация, самая неотразимая – это интонация, свойственная живому и непосредственному рассказу, такому, который мы ведем экспромтом, т.е. без детальной начетнической подготовки.

Если у вас есть что сказать, то оно само скажется в соответствии с   расположением слушателей и обстоятельствами времени, которым вы располагаете. Рассказ бабушки, нянюшки, дедушки (сейчас это уже отходит в область преданий и классической литературы, ибо дедушки прокурены, бабушки слушают «Маяк») – вот богатство, которое передалось, очевидно, А.   С. Пушкину сполна.

«Подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя… Выпьем, няня, где же кружка?» У современных студентов только ухмылка на опухших физиономиях возникает: «А чё пил-то?» А когда нянюшка рассказывает что-либо ребеночку, она не относится к нему снисходительно-покровительственно, она не задается целью вложить в его ментальные структуры информацию. Няня не воспитывает специально, как говорят, она чужда дидактичности и морализирования, но няня делится с маленьким человечком, который слушает ее по-взрослому.

Она износит от полноты своей любящей души тот свет, ту радость, как говорят: чем богаты, тем и рады. У нее задача простая: чтобы ребенок заснул. А уж что там он усвоит, знает Господь. Няня говорит сама с увлечением, но няня не заходится, ее не заносит. А самое главное, в   словах и интонации няни есть та небесная мудрость, та эпичность повествования, которая подразумевает отрешенность от земных, душных и знойных страстей. Это, пожалуй, самое важное.