Владимиров Артемий /Искусство речи/ Библиотека Golden-Ship.ru

Для нашего же времени в отношении выбора верного тона сложность в том, что люди успели отвыкнуть (по вине, прежде всего, вездесущего телевидения и изменившегося стиля и духа взаимоотношений) от непосредственного живого, бескорыстного дружеского общения. Такое общение сейчас подменяется всевозможными дикторами, лекторами, учителями либо развязностью: Вы слушаете радиостанцию «Серебряный дождь!» – мне трудно, конечно, это изобразить.

Эти прокуренные женские голоса с хрипотцой, как бы запанибрата, балдеют вместе со слушателями. За этим стоит, по существу, не только отсутствие уважения к личности, но та поверхностность и та ущербность, которые никогда не были свойственны русскому человеку с глубокой душой и благородным сердцем. Еще раз повторю: в наше время трудность заключена в том, что люди уже отвыкли от нормального разговора, им негде было восчувствовать подлинную глубину общения в духе.

А какая интонация более всего соответствует этому непредвзятому, доверительному, благородному, полезному общению? Безусловно, это собеседование, о котором говорят: от уст к устам, от сердца к сердцу. И еще говорят: Сердце сердцу весть подает. В наше время даже мамы и папы предпочитают не рассказывать ничего детям, муж с женой практически не способны делиться друг с другом впечатлениями прожитого дня, а если кто-то попытается, то другой (другая) тотчас отсечет ему крылышки.

Собеседника, а тем паче задушевного, у которого за душой что-то есть, днем с огнем не сыскать. Вот почему упомянутые конференции и «столы», симпозиумы часто сохнут на корню именно потому, что при интересной проблематике, а лучше сказать, при богатом содержании сами выступающие не ценят ни на йоту тайны человеческого общения. И самая подкупающая интонация, самая неотразимая – это интонация, свойственная живому и непосредственному рассказу, такому, который мы ведем экспромтом, т.е. без детальной начетнической подготовки.

Если у вас есть что сказать, то оно само скажется в соответствии с   расположением слушателей и обстоятельствами времени, которым вы располагаете. Рассказ бабушки, нянюшки, дедушки (сейчас это уже отходит в область преданий и классической литературы, ибо дедушки прокурены, бабушки слушают «Маяк») – вот богатство, которое передалось, очевидно, А.   С. Пушкину сполна.

«Подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя… Выпьем, няня, где же кружка?» У современных студентов только ухмылка на опухших физиономиях возникает: «А чё пил-то?» А когда нянюшка рассказывает что-либо ребеночку, она не относится к нему снисходительно-покровительственно, она не задается целью вложить в его ментальные структуры информацию. Няня не воспитывает специально, как говорят, она чужда дидактичности и морализирования, но няня делится с маленьким человечком, который слушает ее по-взрослому.

Она износит от полноты своей любящей души тот свет, ту радость, как говорят: чем богаты, тем и рады. У нее задача простая: чтобы ребенок заснул. А уж что там он усвоит, знает Господь. Няня говорит сама с увлечением, но няня не заходится, ее не заносит. А самое главное, в   словах и интонации няни есть та небесная мудрость, та эпичность повествования, которая подразумевает отрешенность от земных, душных и знойных страстей. Это, пожалуй, самое важное.

Человек страстный может, конечно, интонировать свою речь, всячески ее разнообразить. Но у няни, в душе которой, может быть, все уж давно отшумело, которая прожила трудовую и жертвенную жизнь, воспитала три поколения детей, никогда не была мучима страстями, была полна послушания, смирения, безграничного терпения и неоскудевающей любви – у нее эти интонации естественные, неповторимые, диктуемые сердцем. (Помните няню Татьяны Лариной?

Ее выдали замуж, и она была верна, потому что воля Господа через господскую волюшку себя явила.) Няня, между прочим, не рефлектирует, на себе болезненно не сосредоточена, у нее никогда не бывает плохого настроения, она всегда в духе веры, верности, любви, мира. За эти-то добродетели, за эту тихую и небогатую внешними событиями жизнь Господь награждает няню той премудростью, которая помогает ей являть такое же интонационное богатство, как богат солнечный свет, струящийся сквозь полупрозрачную пелену перистых облаков. Ибо солнечный свет (художники об этом хорошо знают) бесконечно многообразен.

Только люди, посещающие вернисажи, галереи ничего не смыслят в свете, а художники знают такое богатство тонов и оттенков, переливов от нежно-розового до темно-синего, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Вот почему рассказ няни в хорошем смысле завораживает, он жизнен. Рассказ няни как бы раздвигает горизонт. Няня, в отличие от Шагала или Малевича, не задается целью создать какой-то антимир, в котором богом будет ее человеческое «я». Нет!

Няня с Божьим миром всегда говорит в резонанс. Но через слова няни дитя убеждается в том, что нравственный миропорядок является стержнем земного бытия.  «Запомни, Мишенька, – говорит она, – как аукнется, так и откликнется. Или: Шел Иванушка-дурачок, видит колодец, а в колодце вода не простая, а какая? – Живая! Не плюй, дитятко, в колодец..., и тому подобное.

И вот няня-то и сообщает, передает своей речью все богатство жизненных интонаций, отрешенных от смрада страстей. Поэтому ни одного слова из ее рассказа не выкинешь, все в нем проникнуто Божественной правдой и Силой, и любовью, которая и грешного милует, помышляет о том, чтобы не отвергнуть и отверженного. Когда, стало быть, с таким душевным зарядом, с таким устроением сердечным вы придете в аудиторию, кто бы перед вами ни сидел: рэкеры, рокеры в банданах, кто бы вас ни слушал, вы найдете тот золотой ключик, а лучше сказать, подойдете к той заветной двери, на которой веревочка психологического общения болтается. Дерни за веревочку – дверь и откроется.

А пирожки у вас в корзиночке испечены давно. Благо тому, кто самой душой усвоил эти тайны интонационные. Такой будет всегда на волне. Нужно вам сделать замечание? Вовсе не обязательно для этого бить кулаком по магнитофону. Вы только скажите что-нибудь, правильно интонируя ваше слово: «Что-о-о?! (сильное возвышение голоса). А ну-ка посмотри сюда» (с понижением тона). Всё, конец! «Э-этто что такое?!» (опять с повышением).

Помню незабвенную учительницу в десятом классе, которая, сама того не подозревая, чудо интонации являла в своих, тоже удивительных, к нам обращениях. Она говорила примерно так: «У вас что? Мозги мохом поросли?!» А когда первое не действовало, то она второе припасала: «Я что, к кубатуре обращаюсь?» И вот, повторяю, педагоги даже советского времени, они кладезь в себе этой премудрости носят.