Заметим, что еще двадцатый век отличался бешеным темпом информационных сообщений. На телевидении программы «Время» и «Времечко» так быстро выстреливали новости, что никто не успевал почесать за темечком; Татьяна Миткова была пулемет номер один. И современник, несколько оглушенный телевизионными информационными очередями, саму размеренность вашей речи (

если только вы не психический больной с вялотекущими процессами, но просто человек, который умеет остановиться, поразмышлять над жизнью, унестись от злобы дня в область непреходящих нравственных понятий, чувствований), саму интонацию вашей речи воспримет как врачующую, успокаивающую, умягчающую сердце. В то время, когда еще не было программы «Времечко», а шло привычное «Время» по Первому каналу телевидения, ко мне пришли представители этого самого Первого государственного канала и сказали: «Отец Артемий, мы хотим предоставить вам эфир после программы «Время» в двадцать один час тридцать минут.

Пятнадцать-семнадцать минут вещания на шестую часть континента. Чего мы от вас хотим? А хотим мы такого эффекта, чтобы вы как бы положили свою священническую ладонь на воспаленные мозги населения Советского Союза и чтобы всем стало просто хорошо. Поэтому мы хотели бы вам предложить выступить с вашим словом о добре и правде, но без идеологической наполненности.

Мы хотим, чтобы просто всем стало хорошо. Но только не нужно акцентов расставлять... мировоззренческих». Послушал я их вкрадчиво-льстивые речи и говорю: «Простите, но мыльных проповедей у нас в Красном Селе никогда не произносилось»... Между тем они, наверное, имели в виду, что сам голос священнослужителя – не встревоженный, не нервный, не дерганый, несет с собою какое-то благое воздействие на слушателя. И этого нельзя недооценивать.

Итак, главное, пользуясь интонацией сказа, достигать подлинности, то есть избегать всякой деланности, жеманства, актерства. Приметим: когда приглашают актера читать сакральный, священный текст (библейский или иной), то они, владея всем богатством и всеми тайнами интонации, выполняют свое дело сверхстарательно, но при этом едва-едва достигают, а чаще и вовсе не достигают успеха. Почему?

Потому что техничность и профессионализм в деле интонации еще не все. Главное – это сердечность слова, прочувствованность его, не в смысле эмоциональной насыщенности – у актеров с этим все в порядке, они могут смеяться и плакать по заказу. Главное – это умение воздействовать на дух слушателя, на его совесть. Это требует определенной духовной глубины, а, следовательно, жизненного опыта, внутреннего трудничества, плод которого – наше слово.

Наш теоретический материал должен подкрепляться конкретными примерами. Давайте обратимся к таким примерам именно с точки зрения интонации, а не только смыслового содержания. Скажем, вы прибегаете к русской сказке. «Сказка ложь, да в ней намек! Добрым молодцам урок». Ведь многие дети еще в наше время просили бабушку рассказать сказочку, без сказки с трудом засыпали.

Сейчас, конечно, все изменилось, однако мы не будем отрекаться от этого жанра, одного из самых интересных, увлекательных, глубоких и близких по духу к русской церковности. Попробуем проследить за интонацией в рассказывании сказки, за ее движением. «Ну что ж, дорогие друзья, сегодня вместо лекции я расскажу вам сказку. Хотите? – Да-а-а!

» Одна из сказок, которая прошла по первой программе телевидения (вы были маленькими и, наверное, ее не видели), триумфальным шествием прокатилась по нашей стране - это «Сказка о рыбаке и рыбке». Я рассказывал ее, будучи еще не пожилым священником, но немножко озорным и уже немножко освоившимся в общении с детской аудиторией учителем. Когда на меня устремились «юпитеры», то я сам себе сделал наказ не волноваться, думая, что со мной действительно общаются дети, а это не так уж трудно себе представить: при свете телевизионных прожекторов вы чувствуете миллионы глаз, устремленных на вас.

Так вот, перекрестившись и благословясь, я начал свою сказочку: «Жили-были...» «Жили-были» – этого оказывается уже достаточно, чтобы полностью вывести слушателей из атмосферы нашего сумасшедшего века . «Жили-были дед и бабка...». Интонация уходит вниз, вы понижаете голос, все настроились слушать что-то спокойное, задушевное и небезынтересное. «По большей части ...

– Вы несколько замедляете темп речи, как это бывает в сказках, говорите протяжно – это интонационное легато, – ...бабка сидела до-о-ма...». – Мы так не говорим, общаясь друг с другом, и так не читаем лекций, однако для детей нет ничего более заманчивого, интересного, чем погрузиться в подобную патриархальную атмосферу. «...Бабка сидела до-о-ма...».

– Может быть, у англичан, у французов дело обстоит по-другому, а у нас вот такой рисунок. «А утром, до того, как вставало солнце, старик отправлялся к синему морю. Шел он к синему морю, влача за спиною невод. И там, свершив утреннюю молитву, благословясь у Бога, начинал нелегкий свой труд. Волновалось море, шла волна за волною, а старик, засучив рукава, тянул на себя не-е-вод, говоря: «Ловись рыбка, малая и большая...».

Сколько потом вышло возмущенных статей! В «Комсомольской правде», в «Аргументах и фактах», в «Независимой газете»... Даже по радио «Свобода» знаменитая дама-поэт и публицист Юнна Мориц выступила в защиту русской сказки, чтобы оградить ее от «растлевающего влияния поповства». Средства массовой информации дружно накинулись на бедного батюшку, который решил детям рассказать сказку, как всякая няня или бабушка ее рассказывает, не слишком заботясь о буквальной верности подлиннику.

«Выплывала золотая рыбка, хвостиком в волнах прозрачных виляя. – Что тебе надобно, старче?» Я и сейчас размышляю, что бы это была за рыбка? И, кажется, понимаю: то был ангел Божий... Мы говорили в прошлый раз, что оснащенная правильной интонацией речь – это такая, в которой правильно расставлены акценты, выделена смысловая часть.