И ведущие, такие же любимые народом, как некогда Татьяна Миткова или Марианна Максимовская, под это мелькание комментируют: «В Италии министры сложили все портфели, кардинал Ришелье выразил ноту недоверия Ватикану, Пизанская башня наклоняется все ниже и ниже, на место происшествия прибыли специалисты…» – и пошло и   поехало. И вот, когда мы выступаем с духовным словом – горе вам, если вы задаетесь целью во что бы то ни стало, всеми правдами и неправдами, всем смертям назло выполнить учебный план: заключить души ваших слушателей в сетку, в решетку занятий, чтобы небо было расчерчено на эти клетки семинаров, лекций. Да... Ваша задача совершенно иная. Ваше-то дело какое?

– Поставить слушателя перед лицом вечности, чтобы душа ощутила себя первоклассницей в белом фартучке, с гладиолусами в руках нежно-розовыми, переходящими в молочный цвет там, откуда тычинки исходят; и чтобы такой ребеночек с широко раскрытыми глазами, с косичками, увенчивающимися тоже бледно-розовыми бантами, сделал бы шаг первый раз в первый класс.

А там бы, сложив ручки, сел не как студенты: в позе старухи из последнего действия «Сказки о рыбаке и рыбке», а вот так: ручки сложив и глазенки вперив в лицо учительницы. Но не той, которая, не дай Бог, скажет: «Дети! Сегодня на вашем первом уроке, уроке знания, мы пройдем всего лишь три главных слова, которые вы заучите наизусть: Родина, мама, Ленин». Это ужасно.

Здесь будет действовать сам Мефистофель. Ваша задача не выполнить учебный план, не пройти программу и не протопать по галерее русских писателей ногами в кирзовых сапогах, а ваше дело – ввести слушателя в царство Божественной правды и любви. Ваша задача в том, чтобы внимающий вам человек, как говорит Ф.М. Достоевский, возблагоговел пред святынею, чтобы он ощутил себя немощнейшим созданием, на которого устремлен взор вселюбящего Небесного Отца.

А это-то совершается под знаком вечности, а не в учебном процессе дурной бесконечности. Стало быть, вам потребен совершенно особенный темп речи. Какой? Который выведет слушателя из утомительного исторического, эмпирического контекста жизни. И у кого учиться? Конечно, у Матери-Церкви. Когда вы входите в   храм, то вас обымает царство Божественной тишины, священного безмолвия, мерного пения, на волнах которого ладья души человеческой несется к   пристани покаяния и бесстрастия.

И поневоле заглянувший в храм человек остановит свой стремительный бег; взор его, дотоле блуждающий, сосредоточится. (Замечу при этом, что никогда не нужно ругать тех, кто вошел в храм, не зная как стоять: боком, задом, передом.) То же самое, вероятно, призван свершать со слушателями проповедник, настоящий учитель, педагог. Взяв доверившуюся вам душу за руку, вы ведете ее неспешно, но и уверенно в то царство, где ничего не будет проклято, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, но, по выражению Владимира Соловьева, сияет неподвижное солнце любви.

Ваш слушатель забудет, что есть время, пространство, забудет свои земные дела и даже мирские потребности. И после того, как вы его все-таки отпустите, сказав: «А об этом мы с вами поговорим в следующий раз, если Бог даст нам дожить до следующего занятия», – он, выйдя вновь в душный шумный коридор, унесет в душе своей нечто святое, подлинное, возвышенное, как будто бы крылья у него за спиною появятся, а   вместе с тем и чувство живейшей благодарности к вам как Божьему посланнику.

И еще при этом про себя отметит: «Никогда ничего подобного я не слышал». В таком случае ваша задача будет выполненной. Отчего люди торопятся, когда они слово произносят? Разные есть причины. Первая причина естественная – недостаток времени. Человек боится, что он не успеет весь объем затверженного, заученного, продуманного излить на умы и сердца слушателей.

Как уже сказано, это большая ошибка, потому что истина не в количестве, а в качестве. Вторая причина – это предательское равнодушие к предмету вашего преподавания. Это называют научным, объективным изложением материала, хотя настоящие ученые на самом деле не торопятся. Третьей причиной может оказаться невнимание к слушателям. Бывает, что молодому лектору, юноше, закончившему с красным дипломом философский факультет Московского Университета, самому всё понятно, очевидно в   излагаемом материале.

И он, бедненький, даже и предположить не может, что девушке с первого курса Богословского института, вчерашней школьнице, совсем не так просто сходу уложить в чердачок ее памяти всякие там феномены, ноумены, эйдосы. А он заливается соловьем, блещет эрудицией... и остается непонятным. Бывает и наоборот. Четвертая причина – это когда человек торопится от робости и смущения: «Моя задача сейчас потихонечку так разогнаться и так быстро начать говорить, чтобы половина слушателей меня и не поняла, потому что я сам не слишком уверен в том, что говорю» (с ускорением к концу фразы).

Излишний темп речи вызван здесь смущением и неуверенностью говорящего, не отдающего себе в полной мере отчета, зачем, для чего, с какой целью он говорит. В   этом также сказывается неграмотность, непросвещенность. Не понимает человек, что душа наша все хочет слушать под знаком вечности, т.е. с чувством, с толком, с расстановкой. И напротив, излишняя затянутость, расслабление, длинноты выдают либо незнание предмета (

человек тянет время, не знает, о чем ему говорить через две минуты), либо каким-то образом самоутверждается. В любом случае это сущая издевка над слушателем, особенно, когда слова перемежаются речевыми паузами и междометиями: «Э-э-э... о-о-о.. м-м-м». Поначалу смешно, но очень быстро утомляет. И, безусловно, нужно найти здесь золотую середину, царский путь.

Вообще, должно знать, что темп нашей речи имеет силу формировать духовную атмосферу в аудитории. Слово обладает необыкновенной силой. И опытный проповедник, где нужно, ускорит свою речь, а где нужно, даст разреженный темп, и вообще будет всегда стараться менять темп речи, потому что однообразие всегда утомительно. За этим рекомендую вам также последить не только у самих себя, но и у тех, кого вам приходится слушать.

Хорошо бы дать здесь некоторые примеры. Скажем, вводные предложения, которые несут побочную информацию, обычно произносятся убыстренным темпом и тоном более низким: Я увидел перед собой священника, на груди которого сиял серебряный крест. Такие кресты впервые появились в царствование императора Павла I (произнесено с замедлением пониженным тоном).