Владимиров Артемий /Искусство речи/ Библиотека Golden-Ship.ru

Ствол восполняется отходящими от него вправо и влево ветвями; ветви, обрамленные листвой, придают дереву изящные, совершенные, гармоничные формы, которые отличают живое дерево от сухостоя. Так вот и мы с вами, приближаясь к размышлению о молитве Преподобного Сергия, просим его положить нам на сердце главную мысль, которая сама собой восполнится, сама нас поведет от начала к концу.

И мысль эта, как говорит талантливый современный проповедник о. Вячеслав Резников, «должна быть кристальной». Слово, как ствол, пусть от корня восходит к вершине и вместе с собою поднимает слушателя. Дабы он не почувствовал головокружения от стремительности восхождения, нужно время от времени дать ему посидеть на той или другой ветви, отходящей от ствола.

Итак, «Молитва преподобного Сергия». Из самой темы ясно, что главным действующим лицом нашего слова мы избираем не самого угодника Божия, и не его учеников, и не его родителей, а именно молитву, составлявшую, безусловно, нечто весьма существенное, а может быть, и определявшее личность святого. И когда я утверждаюсь в этом намерении говорить о молитве Преподобного Сергия, то, беря в руки хорошо мне знакомое житие, я тотчас смотрю на него иными глазами и с новым интересом вчитываюсь в знакомые эпизоды.

Хочу говорить о сокровенной жизни его сердца, о том, как в нем зачиналась, созревала, возрастала и, наконец, достигала своего совершенства молитва. Ведь ей и был подчинен, по существу, весь подвиг этого святого. Лучше будет все-таки намечать отдельные вехи этого слова, а вам предоставить возможность уже домыслить и довести дело до победного конца.

Но все-таки начало и конец, середина, развитие темы пусть будет четко обозначено и предано письменам. Так мы и начнем, сразу обозначив тему: Великий молитвенник Земли Русской... По мне – достойное начало. Обратим только внимание, что подыскано синонимическое выражение к названию. Мы не повторяем слова «Преподобный Сергий». А говорящие, к сожалению, нередко утомляют аудиторию бесконечным повторением одних и тех же выражений.

От такого повторения у слушателя вырабатывается молочная кислота, т.е. он внутренне, сам того не сознавая, утомляется и раздражается. Человеческая природа не выносит однообразия, и если мы не будем с самого начала помнить об этом, нас не спасет никакой сан. Будь ты хоть митрополит, но, если у тебя речь будет состоять из клише, штампов – а они запросто усваиваются сознанием, - не получится живого общения с залом. Это нужно иметь в виду.

Великий молитвенник Земли Русской был рожден на свет Божий по молитве своих родителей. В данном случае «масла масляного», то есть стилистической ошибки, нет. Но тут использован определенный риторический прием – это то, что относится к стилю речи, то, что возбуждает в слушателе желание прикоснуться к тайне молитвенной жизни. А, немного отступив от составления нашего слова, спрошу: какой прием, какая фигура речи использована в этом предложении? Тавтология. Что это такое?

Это риторическая фигура , представляющая собой повторение одних и тех же или близких по смыслу слов. Тавтология часто имеет видимость ненужного повторения. Особенно часто название «тавтология» применяется там, где имеет место повторение однокоренных слов. Но будем отличать, когда тавтология – ошибка (незамеченный и ненужный повтор), а когда – специальный прием.

Вроде бы мы ничего не сказали особенного, но на самом деле тут проходит мысль, глубокая мысль. Называется это на языке психологии или философии «интенция» [51] , т.е. тайные намерения говорящего или пишущего. Интенция какая у нас? Сказать, доказать, что так просто великие молитвенники на свет Божий не появляются. «Яблочко от яблоньки недалеко падает».

Значит, великие молитвенники потому таковы, что от чрева матери они освещены молитвой. Далее. Кажется... Такой, видите, безличный оборот с оттенком предположения, сомнения, неуверенности, выражается личное отношение говорящего к слову. Заметим, что нынешний слушатель вовсе не готов к тому, чтобы его назидали намеренно. Сегодня никакой дидактизм, т.е. поучительность, никакой морализм, т.е.

стремление исправить человека словом не проходит. Современные люди настолько устали от обмана, лжи, посягательств на их волю и свободу, что призывы даже нравственного характера ими не воспринимаются. И вовсе отвергаются, если у говорящего присутствует хотя бы малая толика самоутверждения, т.е. он назидает и через это служит бесу тщеславия. И хотя слушатель сам весьма подвержен этой страстишке, ибо все мы отчасти самолюбцы и гордецы, но он на дух не переносит, когда такой честолюбец поучает его с трибуны.

Таким образом, чтобы говорить с людьми, надо ощущать себя скромным тружеником, поставленным служить тем, кто превосходит тебя во всех отношениях. Образно говоря, почувствовать себя осликом, на котором Господь въезжает в Иерусалим. Вспомните русскую поговорку: «Не чванься горох перед бобами, будешь сам под ногами». Если ж будешь чваниться, будто представляешь собой нечто, то ничего путного у тебя не выйдет.

Аудитория тебя из вежливости, конечно, послушает и помидорами, может быть, не закидает, но облегченно вздохнет, когда такой агитатор, хотя бы и в золотых ризах был, скроется в сумрачной тиши алтаря или просто покинет трибуну. И вот слово «кажется» выдает в человеке говорящем живую, размышляющую душу. Он оставляет за собой право на ошибку, он ни на чем не настаивает, он с вами делится, оставляя свободу вашу неприкосновенной – вы можете с ним не согласиться.

На самом деле эти тончайшие оттенки говорят о творческой свободе, которая присуща говорящему, показывает, что слово у него живое, что он размышляет вместе с аудиторией и таким образом выказывает ей уважение. И надо сказать, что только то слово пробуждает мысль, которое само является плодом размышлений, плодом внутренней не только интеллектуальной, но и душевной, и духовной деятельности.