Все это весьма импонирует разборчивому слушателю, заставляет его внимать вам с неподдельным интересом: «Интересно, что это ему там кажется?!» Но мы продолжим. Кажется, что дар молитвы отрок Варфоломей получил, еще находясь во чреве матери, ибо как иначе объяснить происшедшее с нею на Божественной литургии (по необходимости вы можете пересказать эти несколько эпизодов)

, когда все явственно слышали словно младенческий крик на Херувимской песне и в завершение службы. Трижды это чудо повторилось. А я обращаю ваше внимание на формальный аспект нашей речи. Вот, если вы вглядитесь в последнее предложение, оно в синтаксическом отношении весьма богато. Это так называемое сложноподчиненное предложение. В нем имеется несколько придаточных предложений.

При этом нет таких однородных придаточных предложений, которые вводились бы повторяющимся подчинительным союзом: «Я опоздал, потому что был занят, потому что не смог перенести встречу... потому что... потому что...» Нет, здесь все пропорционально. Можно найти в этом предложении причастный оборот: «происшедшее... на литургии». Он характерен преимущественно для письменной речи.

Есть у нас здесь глаголы прошедшего времени. А впереди стоит глагол настоящего времени: «кажется». Речь получается объемной, она соотносима с настоящим и прошедшим временем. Когда всего понемножку, но без искусственного нагромождения – это не ассорти, а живая русская речь, – получается, что слушатели от вашего слова черпают еще один род удовольствия эстетического порядка, если только вы говорите внятно, не спеша, не монотонно.

Но мы ведем разговор не о том, чтобы ласкать слух аудитории замысловатыми фигурами, а о том, что современный русский человек так же тоскует по хорошей русской речи, как он тоскует и по России, по Отечеству, по Небесному Иерусалиму, воплощением которого были наши русские города и села. Сейчас подлинно русского не встретишь ничего. Словом «Святая Русь» запросто называются даже небольшие рестораны и харчевни на магистралях.

И это все утомляет и даже причиняет боль тем, кто верит в Святую Русь, несмотря на происходящее. На самом деле слово как нечто живое, исходящее из живого сердца, имеет великую силу врачевать, умирять, приносить радость и является одним из высших родов бескорыстной радости, удовольствия, которые получает человек. Сейчас, к сожалению, это мало кому понятно, а вот в XIX веке, когда не было нынешних СМИ (

то есть СМИ – средства массовой информации, конечно, были – газеты, журналы, но они, во-первых, так не назывались и, во-вторых, не имели такого глобального охвата и такого воздействия на массы, как теперь), люди ради живого слова могли проделать большое путешествие. Может быть, вы помните такой эпизод из жизни митрополита Платона (Левшина), о котором Екатерина II говорила: «Платон кого угодно может заставить плакать!» Такое у него было слово. Он был нравственной, святой личностью.

И вот митрополит Платон, служа часто и в Кремле, и в дворцовых церквах, вышел как-то раз из алтаря, обошел храм, как бы случайно, и видит – стоит простой мужик, седой, как лунь, борода окладистая. По многолюдству отошел в сторонку и плачет. Митрополит его спрашивает: –  Отче, – уважительно, – ты что плачешь? –  А я, – говорит, – слушаю слово митрополита Платона. А ты слышишь это слово?

–  Нет, – говорит, – не слышу, но знаю, что он так говорит, что не плакать невозможно. Но вернемся к нашей теме. Дар молитвы Преподобный Сергий получил, находясь еще во чреве матери, ибо неоднократно были слышны некие возглашения во время Божественной литургии. Неудивительно (продолжаем мы нашу речь), что и все его отроческие годы были освещены...

«Освещены» – это страдательное причастие прошедшего времени, краткой формы. А что в этом слове писать – «я» или «е»? Если от слов «святой», «святость», то «я». А мне кажется, что можно взять корень свет: «освещены». Дальше давайте взойдем на поэтическую высоту, используем художественный образ, ибо без этого тоже проповедь обойтись не может.

Интересно, что образность речи есть мало акцентируемый, но очень важный элемент проповеднического искусства. Из тех, кто в великой степени владел образностью речи, из XIX века можно упомянуть святителя Иннокентия Херсонского. Сейчас его произведения издаются, он уже прославлен как святой. А из XX века я бы назвал новомученика святителя Серафима Звездинского.

Его проповеди и воспоминания тоже изданы. Образность речи состоит в том, чтобы найти такой образ и словом его так написать, чтобы он никогда не забылся слушателю. Образность речи хороша потому, что ее запоминать не нужно, она сама себя запечатлевает в сердце слушающего. Неудивительно, что все его отроческие годы были освещены немерцающим светом...

А это словосочетание «немерцающий свет» есть в вечерних молитвах. ...незримой миру лампады, которую Сам Господь затеплил в кроткой и незлобивой душе. Обычное, казалось бы, предложение, но на деле в нем отражается вся красота православной духовности. Протестантские проповеди мы с вами не воспринимаем, потому что они плоски, приземлены, они не в состоянии познать тайну духа человеческого.

А вот одно такое предложение говорит, что это слово Божие, слово, которое вбирает в себя всю полноту духовного и культурного наследия Матери Церкви. Да и лучшего образа-то и не подберешь, чтобы в двух словах передать мысль об отроческом сердце, чистота которого превосходит в совершенной степени наши бедные, поломанные, еще вчера, может быть, загаженные, а сегодня уже очищаемые души.