Как могла пастырская свирель победить оглушительные трубы ритора? Потому и победила, что святитель Григорий Богослов, как и оба других святителя, был широко образованным человеком, и он хорошо знал эту античную традицию; может быть, в годы учения даже и упражнялся в искусстве ведения риторической беседы. А как иначе? Противника можно обезоружить, если ты относишься к нему серьезно, учитываешь традицию, в которой он воспитан, и хорошо изучил все его сильные и слабые стороны.

Но еще важнее то, конечно, что победа достигается силою Божиею, потому что святителю дана власть от Бога, и он тоже учил как власть имеющий. С этим связаны и следующие слова тропаря: «якоже глубины духа изыскавшу». Только что мы говорили о Василии Великом, что он «естество сущих уяснил еси», т.е. он учит именно в суть всматриваться. А здесь еще больше – указание на изыскание, исследование, изучение глубин духа.

Не просто сути надо искать, но достигать глубины духовной. Вот тогда-то, на самом деле, и открывается подлинная суть явлений, если они в Боге постигаются. Тогда выявление этой сути действительно приближает к спасению души, молитвенное прошение о котором завершает и этот тропарь. И, наконец, речь о доброте приложившейся, т.е. данной ему Богом и удержанной, сохраненной, ставшей неотъемлемым его свойством.

«Доброта» на церковно-славянском языке – это очень многозначное слово. Оно обозначает и привлекательную наружность, т.е. внешнюю красоту слова, его изящество, блеск, великолепие, украшенность, что, как мы знаем, опять же соотносится с « delectare ». Слово «доброта» указывает и на ценность, достоинство, важность, превосходство, величие, даже на ту особую славу, какую может стяжать пастырское слово, что, очевидно, опять напоминает о его притягательности и власти, Богом ему данной.

Это слово предполагает и собственно доброту как обладание не только внешним, но и внутренним совершенством, а значит, и милосердием, которое одно может приблизить к Царствию Небесному и подлинно « docere » – научить пути ко спасению. Наконец, синонимом доброты является слово «благодать», которое, как знаем, во всей полноте свойственно только Богу единому, а истинного богослова, как и богослова Григория, вводит в   сонм чад Божиих и святых Его.

А все это вместе, как видим, еще раз дает нам новые оттенки для постижения нашего предмета – искусства речи, которое можно назвать и добротой речи, нанося последний мазок в картине осмысления тропаря святителю Григорию, ибо одним из значений слова «доброта» является и значение «искусство». 2. Письмо о письмах А теперь давайте прочитаем и разберем одно из писем самого святителя Григория Богослова, где речь уже пойдет не об искусстве слова вообще, а   именно об эпистолярном жанре, до изучения которого мы, наконец, с Божьей помощью добрались.

Письмо адресовано некоему Никовулу, ничем особенным, кроме этого письма, в истории не прославившемуся. А название его как раз имеет прямое отношение к теме сегодняшнего нашего урока: О том, как писать письма. В собрании творений святителя Григория это том второй: Письма, с. 426, письмо 19. Из пишущих письма (ты и об этом меня спрашиваешь) одни пишут длиннее надлежащего, а другие слишком коротко; но и те и другие погрешают в мере, подобно стреляющим в   цель, из которых одни не докидывают стрелы до цели, а другие перекидывают ее за цель, в   обоих же случаях равно не попадают в цель, хотя ошибка происходит от противоположных причин.

Итак, еще одно важное учительное для нас слово – это мера. Мера, которая должна соблюдаться при написании письма. Как же определить ее? Мерою для письма служит необходимость. Не надобно писать длинного письма, когда предметов не много; не надобно и сокращать его, когда предметов много. Иногда мне говорят: «Зачем писать такие длинные письма?

» А   как не писать, если человеку часто важен не столько ответ на вопрос, сколько внимание к   нему. Часто не сам ответ убеждает, но именно внимание, время, затраченное на написание письма, то тепло, какое в него вложено. Бывает и иначе, когда человек ждет краткого ответа по сути дела. А отвечающему хочется показать себя, свою осведомленность, начитанность.

Письмо тогда получается длинным, а до существа заданного вопроса так добраться и не удается, и адресату становиться скучно и тоскливо от такой переписки. Поэтому одним из показателей соблюдения меры является, прежде всего, понимание вопроса и четкость содержательного ответа на него. Можно сказать, что мера напрямую связана именно с пониманием сути.

А способность постигать суть, как следует из предыдущего нашего разбора тропарей, зависит от глубины духовной жизни отвечающего на письмо. А как ее измерить? Бог весть. Конечно, надо все время памятовать о спасении души адресата и своей собственной, а для этого каяться, причащаться и, безусловно, молиться. Молитва и рассуждение помогут соблюсти меру.

А как это конкретно получается, мы поговорим в следующий раз и будем учиться этому практически в   течение всего учебного года, отвечая на письма, которые приходят к нам в храм и на радиостанцию «Радонеж». А пока завершим это рассуждение о мере чисто техническим советом Григория Богослова: Чтобы соблюсти меру, необходимо избегать несоразмерности в том и   другом.

Следующий важный для нас совет святителя касается ясности: … а в рассуждении ясности известно то, что надобно, сколько можно, избегать слога книжного, а более приближаться к   слогу разговорному . Здесь особенность именно эпистолярного жанра. В докладе «слог книжный», вообще говоря, допустим, хотя это и не очень хорошо. В статье слог книжный допустим, а вот письмо должно приближаться к слогу разговорному.

Короче же сказать, то письмо совершенно и прекрасно, которое может угодить и неученому и ученому, – первому тем, что приспособлено к понятиям простонародным, а   другому тем, что выше простонародного. Если ты письмо пишешь слишком сложно, то человек неученый тебя вообще воспринимать не будет. А если написал слишком по-простонародному, то человек ученый будет на тебя смотреть как бы свысока, ему будет казаться, что ты его учить не можешь.