Владимиров Артемий /Искусство речи/ Библиотека Golden-Ship.ru

Здесь действует одна плоть, а   душа убивается. Покаяться в таком случае гораздо труднее, Ангел Хранитель отходит от такого человека в печали, а силы зла приближаются и заполняют такую опустошенную, холодную, окаменевшую душу, заставляют ум ухищряться в различных поверхностных исследованиях, уводящих человека от познания себя и Бога. И зло в этом случае умножается, передается другим людям, растет в геометрической прогрессии. Такой пример тоже описан в Библии.

Амнон, сын Давида, полюбил свою сводную сестру (т.е. сестру от другой матери) – Фамарь, родную сестру Авессалома, сына Давидова. Но любовь эта на самом деле была лишь похотью. Ему хотелось только овладеть красивой девушкой, а о последствиях он не думал. Не думал он ни о своей, ни о ее душе, не молился, не задавался вопросом, как поступить, чтобы действия его были угодны Богу.

Но, избрав себе в   советчики развращенного друга, хитростью заманил девушку к себе, притворившись больным, и стал заставлять ее лечь с ним. Девушка просила его сделать все по-хорошему: обратиться к отцу – Давиду – и взять ее себе в   жены законным образом. Противилась душа ее этому беззаконию. Не делай этого безумия, – говорила она. Но голос плоти в нем был настолько силен, что он преодолел голос разума. В   его душе разум молчал.

А ее душу он не любил, чтобы послушать ее разумного совета. И надругался над нею, и изнасиловал ее. Далее осознание совершенного греха естественным образом приводит к отвращению к той, с кем этот грех совершен. Не себя, не свою необузданность, не свою неразумность и похотливость винит он, а несчастную девушку, оказавшуюся жертвой насилия: возненавидел ее Амнон величайшей ненавистью, так что ненависть, какою он возненавидел ее, была сильнее любви, какую имел к ней (2 Цар. 13, 15).

Говорят, от любви до ненависти – один шаг. Это верно, если этим шагом становится попрание нравственного закона. А попрание такое может свершаться там, где извращено само понятие о   любви, где человек любит не другого человека, а только себя самого; и более того, не себя всего, т.е. и душу, и тело как храм Божий, но только свое тело, и потакает только его страстям, поступая хуже животного и давая вселиться в себя ненависти человеконенавистника, т.е. дьявола.

Ибо любящий неправду ненавидит свою душу (Пс. 10, 5), отдает ее, предает во власть сатаны. Далее Амнон стал прогонять Фамарь, и она опять пыталась воззвать к его совести, заботясь при этом не только о себе, своем бесчестии, но и о нем как о брате, позорящем не только себя, но и весь дом отца своего Давида: Нет, брат; прогнать меня – это зло больше первого, которое ты сделал со мною (2 Цар. 13, 16).

У еврейского народа были очень строгие законы в отношении таких грехов, вопиющих на небо. См., например, Второзак. 22, 13-30. Но Амнон опять не послушал голоса разума и выгнал ее опозоренною. И Божий суд не замедлил свершиться: через некоторое время брат Фамари – Авессалом – убил Амнона. Но зло это запятнало его душу, и далее последовала цепь беззаконий, худших первого.

Авессалом восстал на отца своего Давида и, желая захватить власть, пошел войной на него. Давид же вместе с войском и людьми ушел из города, надеясь, что сын опомнится. Но тот не опомнился. И, действуя в направлении утверждения своей власти, совершил новое безумие, новое преступление: поставил на виду у всех людей на кровле дворца своего палатку, и вошел Авессалом к   наложницам отца своего пред глазами всего Израиля (2 Цар. 16, 22).

Зло, совершенное одним человеком почти тайно, губит его, но одновременно распространяется, как проказа, как раковая опухоль, захватывающая души все большего количества людей уже явным образом: перед глазами всего Израиля. Попрание нравственного закона начинает восприниматься, таким образом, как нечто обыденное, не страшное. И только кротость царя Давида в   этой ситуации и многочисленные его слезные молитвы о народе своем удерживают гнев Господень, отдаляя его до времени, когда несколько царей подряд отступят от Бога и совсем потеряют нравственные ориентиры.

Такая же потеря нравственных ориентиров происходит сейчас и в нашем обществе. Беззакония перестают считаться таковыми, и цепь их разворачивается и расширяется от частных любодеяний и прелюбодеяний до массовых убийств, когда народ поднимается на народ. И если мы еще живы, то только потому, что есть еще на земле люди, кающиеся и искренне молящиеся за весь наш род, прелюбодейный и грешный.

Ради них медлит Господь по неизреченной милости Своей, ожидая искреннего и истинного обращения к Нему, ожидая очищения и исправления путей человеческих от похоти, себялюбия и окамененного нечувствия, дабы исповедующим свои грехи душам могла открыться подлинная, жертвенная любовь, без которой жить невозможно и которая одна только и может избавить души от греха и смерти.

И дальше коротенькое, тоже в достаточной мере стандартизированное завершение. Коротенькое для того, чтобы впечатление от основной части не смазалось. «Не знаю, Роман, достаточно ли ясно я ответила на Ваш вопрос, успокоит ли это Вашу душу, поможет ли обрести хотя бы временное доверие к Богу и служителям его. Молюсь за Вас и прошу Ваших молитв о батюшке и обо мне, грешной.

После этого от Романа пришло довольно фамильярное письмо. Обращение на «ты» и по имени. «Побеседовав» со мной на такую тему, он решил, что можно обращаться попросту. Батюшка это письмо мне не отдал. Прошло еще немного времени, и пришло письмо уже в более уважительном тоне, хотя тоже достаточно вольное. Вот оно: Здравствуйте, Людмила. Почему перестали писать?

Мой вопрос к радиостанции: что такое закваска фарисейская – лицемерие (Лк. 12, 1) или учение фарисейское (Мф. 16, 12) по учению св. отцов? Считаю, что это разные вещи, и верить следует Христу, т.е. Евангелию от Луки (Лк. 12, 1). А что касается Мф. 16, 12, то думаю, что в то время апостолы были еще младенцы во Христе и не во всем еще совершенны, и поэтому как молодые ученики могли ошибаться; и толкования на Мф. 16, 12 бывают не совсем верными.