И мы можем и должны этим пользоваться, если не хотим, чтобы утренние часы были отравлены нашей леностью, вялостью, безмолитвенностью; если не хотим, чтобы на чистой палитре нашей души мир, лежащий во зле, начертал свои уродливые рисунки, грязные каракули. Чтобы этот «безумный, безумный, безумный мир», помрачив наше духовное око, не сделал бы нас неспособными к главному делу нашей жизни – молитвенному предстоянию Живому Богу.

Перечислю кратко те догматические истины, которые христианин должен усилием воли и ума вложить в свою душу подобно тому, как к гноящейся ране врач прикладывает пластырь, дабы оживляющее действие лекарства через какое-то время дало себя знать. Итак, восстав от сна, мы находим наш ум в каком-то разбросанном, рассеянном состоянии. Что нужно противопоставить этой расколотости сознания, этой помраченности ума?

Конечно же, истину о Едином Боге, надмирном Творце. И вслед за этой истиной о создавшем мир, но пребывающем вне его Едином Боге тотчас духом, умом, сердцем следует помолиться, как сумеете – знакомой ли какой молитвой или от себя составленной, дабы Господь Бог даровал нам благодать в течение всего дня памятовать о Нем и о посланном Им в мир Сыне Божием.

Помолиться вслед за апостолом Павлом о том, чтобы Бог даровал нам все вменить в умету, в сор, в суету, все отбросить ради единственного желания: с Единым Богом беседовать. Так вот, сочетая богомыслие и молитву, христианин тотчас восчувствует некую нравственную опору, некую крепость. Одновременно прояснеет его сознание, вместе с этим начнут приподниматься крылья души, заснувшей вместе с телом.

Вслед за тем душа под воздействием Духа Господня, Которым все мы отмечены в час нашего духовного возрождения, начнет как бы от себя рождать те светлые благие помыслы о Боге, которые являются, собственно, отпечатком догматических истин, дарованных нам в откровении. Мы начнем помышлять о вечности Божества: вечен Бог – и вчера, и сегодня Один и Тот же; земля прейдет, небо совьется, словно свиток, Ты же Един вовеки пребываешь, Господи.

И тотчас от этого помышления мы воскрешаем для себя истину о бессмертии нашей собственной души, о бессмертии, дарованном нам по благодати, по дару Божию. Мы призваны пережить это ощущение: душа моя, лучшая часть моя, воистину бессмертна. Господи, помоги же мне сохранить свою бессмертную душу от стрелы греха, от нравственной смерти, от всякой нечистоты и порока, ибо какой отчет, какой выкуп я дам за душу свою, если весь мир приобрету, а ей поврежу?

И уже как бы естественно, но на самом деле с тайным вспомоществованием Божиим мы восходим, поднимаемся к постижению вездесущия и всеведения Божества. Ты, Господи, вездесущ, Ты Своим взором всюду проникаешь, везде присутствуешь Твоей Благодатью, Которая не смешивается с этим миром, но действует в нем, как нетварная энергия. Если Господь вездесущ, то и нам должно, по крайней мере, всегда присутствовать умом в нас самих.

Как Бог Своим Божественным взором обнимает и Небо, и землю, и все, что в них, так наш умственный взор должен быть обращен в глубины нашей собственной епархии, состояние дел в которой мы должны знать хорошо, ибо подотчетны. Наша епархия – это наша душа; помоги же мне, Господи, на все часы дня сего всегда зреть собственную душу, всегда наблюдать за своим сердцем, всегда, словно мудрому садовнику, охранять то небесное растение, которое Ты насадил в час крещения.

И как Ты, Господи, всеведущ, от Тебя не укрывается ни одна мысль, ни одно намерение, ни одно слово человеческое, даруй мне познать душу свою в возможной для меня мере. Научи меня наблюдать за моими страстями, которые гнездятся в сокровенных глубинах души, от тайных моих очисти мя, от чуждих пощади раба Твоего (Пс. 18, 13-14) , научи меня, Господи, увидеть, разглядеть того таинственного змия, о котором говорит в своих писаниях Макарий Великий.

Изгнанный в час крещения из души нашей и ума, он, однако, где-то бродит, скитается на периферии души, гнездится в телесных членах. Научи же меня узреть этого змия, осознать все рабство, в котором я еще нахожусь, сотворить брань с этим драконом, сверженным с небес, поругаться ему по слову Писания: змий сей, егоже созда, ругатися ему (Пс. 103, 26)

, – то есть посмеяться над ним и попрать его стопами. «Ты, Господи, неизменяем, – наконец помышляет христианин о своем Небесном Владыке. – Но все разумное творение, Тобою созданное, призвано к изменению – от меньшего к большему, от худшего к лучшему. Научи же меня, Господи, ныне положить благое изменение в своей жизни». Или, как молился один мудрый пастырь, оставив нам в наследство эту кратенькую молитву: «Помоги мне сегодня, сейчас изменить в своей жизни то, что я могу и должен изменить, научи меня претерпеть то, чего я изменить не могу, и даруй мне отличать первое от второго».

С мыслью о неизменяемости Божества, а вместе с тем устремленности к Нему всей разумной твари соединяется, должно быть, то, что именуется ревностью к богоугождению, то, о чем говорил апостол Павел: «Теку, гоню, да постигну, простираюсь вперед, забывая задняя, стремлюсь к почести вышнего звания» [3] . И вот эта внутренняя устремленность нашего духа к Причине, Источнику нашего бытия, внутреннее горение сердца, сосредоточенность ума, воли и чувств в Боге и есть, собственно, та динамика духовной жизни, то внутреннее движение, которое отличает присутствие жизни во Христе от отсутствия ее. Жизнь с избытком от смерти внутренней.

И чем ранее в утренний час мы взойдем в это искрометное, бодрое, радостное состояние, именуемое в Писании горением духа: духом пламенейте (Рим. 12, 11), духа не угашайте (1 Фес. 5, 19), – тем легче, светлее, разумнее, полнее, плодотворнее будет день, который предстоит нам прожить с Божией помощью. Свят Господь и праведен. И для нас особенно полезно размышлять о святости и совершенстве Создателя.

Свят Господь, и не преселится к Нему лукавнующий, – говорит святой царь Давид [4] . Праведен Господь, а потому всегда познает, взыскивает грех, выбрасывает его вон, во тьму кромешную, производя над грехом праведный Свой суд. Особенно должно нам размышлять о праведности Божества, дабы возбудить в эти утренние часы ненависть ко греху, отвращение от него.