Владимиров Артемий /Искусство речи/ Библиотека Golden-Ship.ru

Справа и слева росли сливы, которые к тому времени уже поспели и привлекали к себе взор благочестивого паломника. Малиновые, янтарные – они, как некие райские плоды, увешивали деревья. И   стало ясно, что их здесь никто не обрывает и не собирает. Привычно произнося в душе молитвы – то: Господи, помилуй, то: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного, то: Пресвятая Богородице, спаси нас, физик шел по улочке в белых парусиновых брюках, в простой клетчатой рубашке с рукавами по локоток. (

Именно так должно ходить паломникам в южных пределах нашего отечества: с рукавами по локоток, не выше). У него была еще симпатичная русая бородка, которая особенно нравилась благочестивой супруге нашего физика. Так он шел по улочке, размышляя, взять или не взять одну из слив, лежавших под деревьями, как вдруг... из палисадничка, за которым скрывалось некое казенное заведение, вышел милиционер-абхазец. Взор его был тяжелым и несветлым.

Расстегнутый ворот рубахи, криво наброшенный китель свидетельствовали о том, что блюститель порядка отдыхал, предаваясь обычному для южных жителей отдыху, соединенному с употреблением огненной влаги. Милиционер встал на пути физика и указательным пальцем поманил его к себе. – Иди сюда, дорогой. Откуда ты такой? – Я москвич. Приехал в Сухуми осмотреть достопримечательности вашего края, – кротко отвечал физик. – Документы. Пойдем со мной.

Вкрадчивый, казалось, ласковый голос милиционера не предвещал ничего хорошего. Привыкший к законопослушанию, никогда не перечивший стражам общественного порядка, физик пожал плечами (казалось, вид у него самый мирный, он не был похож ни на шпиона, ни на бомжа) и последовал за абхазцем в околоток. Там его посадили в небольшую комнату, выкрашенную зеленой масляной краской, предложили положить на стол все вещи, бумажник, документы, после чего бумажник и паспорт тотчас были изъяты.

В комнату вошли еще три или четыре абхазских милиционера, которые ради такого изрядного случая решили временно покинуть стол с яствами. – Зачем ты приехал в наш город? Тебе что, Кремля мало? Физик чувствовал, что голоса проникнуты подозрительностью, недоброжелательством. Затем он вдруг понял чутьем проницательного человека, что им нужен был только повод.

Очевидно, в их воскресный отдых входило намерение позабавиться с такой безобидно-безгласной жертвой, и что бы он ни говорил, его слова лишь подливали масла в огонь. – Ты мне не нравишься! Зачем ты приехал? – Мало-помалу голоса их грубели, у одного глаза постепенно наливались кровью, другой почесывал кулак о собственное бедро. Дела мои плохи, – подумал про себя физик. – Господи, да что ж это такое? Матерь Божия, помоги!

Обступив свою жертву кругом, они уже начинали размахивать пред ним кулаками, как бы примериваясь, но еще не решаясь нанести первый удар. Что со мной будет? – снова мелькнула в голове физика мысль. Он боялся не столько за себя, сколько за жену и двух симпатичных, белокурых детей. – Ведь никто ничего и не узнает. Закопают под той самой сливой, и ни слуха, ни духа. Господи, помоги! Да что ж такое? – Не надо! Зачем? Я все отдам, что вам нужно.

– Ты сам нам здесь не нужен, в Сухуми. И вот уже один из милиционеров вытащил из пояса ремень и стал зловеще крутить им перед его носом бедняги. Казалось, еще минута-полторы, и случится самое худшее. Физик полностью ушел в себя. Он отчетливо чувствовал независимость души от бренного, уже страждущего тела. Душа его взметнулась и... обрела самое драгоценное, что появляется в состоянии христианина, особенно в трудный и опасный момент: горячую, непрестанную, святую молитву.

Он успокоился, сердце перестало биться пойманной птицей. Бог видит меня и слышит, Он рядом. Господи, да будет святая воля Твоя.... Живый в помощи Вышняго, – на ум физику пришли слова 90-го псалма, – в крове Бога Небесного водворится. С тех пор он уже ничего не замечал и ничего хорошенько не помнил. Вокруг, казалось, шумела буря. Обыдоша мя псы мнози, юнцы тучные одержаша мя (

так сплелись в его сознании стихи из 21-го псалма). Имя Господа – крепкая башня: убегает в нее праведник – и безопасен, – всплыли откуда-то из самой глубины души слова царя Соломона (Притч. 18, 11). Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго.... Он не знал, сколько прошло времени – 20 секунд или 2 часа, как вдруг ощутил, как чьи-то грубые руки выволокли его из душной прокуренной комнаты и выбросили на улицу, кинув, вслед за тем, опустошенную сумку и паспорт.

Еще секунда, вторая, и он пришел в себя, чувства возвратились к нему. Расправив плечи, физик увидел над собой высокое ясное синее небо, ощутил приветливый шум листвы. Слива словно радовалась высвобождению доброго человека. Сзади никого не было, дверь захлопнулась с шумом и треском, закрыв за собой тревожных и неспокойных обитателей сего неприветливого места.

А ноги несли физика вперед, и в этот самый час и миг он вспомнил ту маленькую собачку и тот забор, ее ужас и смятение, и   вспомнил, как тогда над его головою распростерлось такое же синее ласковое небо. И он ощутил себя маленькой тварью, маленьким возлюбленным Божьим созданием, с головы которого и волос не упадет без воли Божьей. И   никакой морали, никакого назидания.

Больше того, чтобы у детей осталось от этого рассказа более глубокое впечатление, лучше всего резко развернуться и поменять тему: Та-ак. А ну-ка запишем домашнее задание. К следующему уроку вы должны приготовить раздел Непроверяемые гласные в корне слова, § 84. – А в следующий раз вы расскажете про Сухуми? – А это будет видно из опроса. Благодарю за внимание. До свидания.

Современный проповедник, зная состояние душ людских, конечно, должен сам ощущать и понимать разницу между различными стилями и жанрами речевого общения и вовремя прибегать к жанру беседы, рассказа, который всех нас делает друзьями, который разрушает все перегородки, условности, выстроенные грехом. Жанр этот не уравнивает нас между собою. Напротив, рассказчик может пользоваться сугубым благоговением и почтением со стороны своих слушателей, подобно доброй бабушке, которая в лице своих внуков находит любовь и признательность.