«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Как притупляется нюх у собаки в засоренном, прокуренном помещении, и обостряется на свежем воздухе, так и сердечные чувства утоньшаются, окультуриваются лишь при отсутствии притока впечатлений греховных. Отвыкни от телевизора и почитай книги духовные, или хотя бы светские, но целомудренные, например, русских классиков (только не революционных). У христианина само собою должно появиться отвращение от той пошлости и мерзости, которыми наши поработители постоянно промывают русские мозги и сердца. Это было бы нормальной защитной реакцией, как у нашей кожи на раскаленные предметы. У кого такая кожная реакция ослаблена, тот постоянно получает ожоги на руках. Если же у души нет защитной реакции на всякие греховные впечатления, то она будет постоянно отравлена ими. Тогда нечего говорить ни о какой добродетели, ни о каком обуздании страстей, равно как и об обретении человеком своей собственной личности.

Победить пристрастие к впечатлениям явно греховным и пустым - более или менее просто, и сделать это нужно как можно скорее. Но и после этого у сердца остаются свои потребности в эстетических впечатлениях, которые невозможно мгновенно уничтожить или сделать полностью духовными, особенно если речь не идет о монашеском образе жизни. С литературой и искусством сталкиваться приходится. И должно помнить, что во многих произведениях, глубоких, серьезных, психологически тонких, встречается столь же тонкая подпитка греховных страстей. Кроме того, вред от них может заключаться в переключении внимания читателя (зрителя, слушателя) на земное и душевное, вместо вечного и духовного. Часто художник ориентирует нас на человека, его земную жизнь, как некую негласно принятую высшую ценность бытия.

Такого рода литературы и искусства требуется избегать, а искать тех произведений, где напротив, душа читателя (зрителя) ориентируется автором на духовное и вечное. Где добродетель похваляется не как основа земного счастья и нормального человеческого общежития, а как нечто большее; где правдиво показаны непрочность и суетность земного счастья и притом дается хотя бы намек на поиск блаженства вечного, - там и следует искать впечатлений полезных. Они также будут духовными, но лишь косвенно или, лучше сказать, в своих конечных выводах.

Таковы по сути все произведения авторов-христиан, то есть таких, для которых христианская вера была в жизни самой главной ценностью. Вовсе необязательно, чтобы в их произведениях непосредственно отражался церковный быт или обстановка, - равно как далеко не всегда художник, работающий над библейскими или церковными сюжетами, сам духовен и ищет вечного в личном общении со Христом. Здесь возможно дать лишь какой-то приблизительный перечень авторов, которых следует читать, слушать и смотреть. Важнее правильно обучить свой вкус, настроив его на духовный лад. Всякое пришедшее эстетическое впечатление следует оценивать с этой точки зрения: показало ли оно самоценность христианской добродетели, суетность земного и вечность небесного? И в зависимости от полученного ответа оценивать его достоинства.

Впрочем, есть целые жанры искусства, где авторы-христиане практически не работают, поскольку в них трудно правдиво выразить что-либо духовное. Это прежде всего искусство лицедейное: театр и кино. Актерство неслучайно издревле считается грехом, потому что изображение другого лица непременно сопряжено с ложью. Ложь эта очень редко может быть направлена к чему-то хорошему. Потому театр родился именно в языческом мipe и всегда служил и до сих пор служит пристанищем разврата. Многие святые Отцы выступали резко против театральных зрелищ, как, например, Иоанн Златоуст или Феофан Затворник.

Впрочем, даже в этом жанре бывали исключения. Можно ли сказать, например, что опера "Жизнь за Царя" вызывает у слушателя чувства низкие или просто пустые? - Конечно нет. Но все-таки такие сильные и глубокие вещи в театре составляют исключения, а не правило.

Особое слово должно сказать о современной рок-музыке. Мы надеемся, что читателя нашего уже не требуется выводить за руку из дискотеки. Однако у человека, много наслушавшегося в свое время, может еще долго оставаться тайное пристрастие к року, хотя бы к тому наиболее приличному, что в нем есть. (Мы не говорим здесь о явно ядовитом, гадком, дурманящем, что есть в такой музыке. Думается, что читатель уже мог заметить, как она усиливает в человеке наглость, дерзость, разжигает блудную похоть.) Например, лучшее, что было у Игоря Талькова, - это никак не пошло, но напротив, глубоко и с христианским духовным подтекстом.

Мы говорим о приличном, но и его советуем избегать. Причина тому та же, почему не следовало бы смотреть телевизор, даже если его программы несли доброе содержание. Рок-музыка, как и телевидение, - это прежде всего широчайшие технические возможности, богатейший инструментарий. А это для души вредно, потому что пленяет ее и расслабляет, точнее, слишком захватывает. Не случайно же первые музыкальные инструменты придумали потомки Каина, люди весьма развращенные. Не случайно и то, что в православном храме никогда не применялись музыкальные инструменты, а использовалось живое пение. Общее правило с некоторыми оговорками все-таки таково: чем меньше техники, тем больше простора для духа. Техника действует на душевно-телесное в первую очередь - и естественно, за счет духовного.

Здесь неуместно вдаваться в долгие рассуждения об эстетике, после того как общий принцип формирования вкуса задан. В качестве итогового замечания повторим, что все, даже положительные, даже духовные эстетические впечатления должны быть ограничены (а у монашествующих они и вовсе сводятся на нет, равно как и у наиболее усердных мiрян во время постов). По большей части все эти впечатления сводятся к кругу читаемого и слышимого. Это необходимо для предотвращения эстетического восприятия самой христианской веры с забвением ее более глубоких духовных основ. Такой соблазн свойствен в большей мере женщинам, как существам более душевным, нежели духовным. В те годы, когда еще не было грамзаписи и все музицирование было живым и естественным, святитель Феофан так советовал некоей благородной девице, обладавшей музыкальным даром и воспитанием, но притом тянувшейся к внимательной духовной жизни:

"Понемногу отберите пиесы с хорошим содержанием и их более пойте и играйте... Достаньте сочинения Турчанинова (известный церковный композитор - с. Т.) и разучите оттуда что вам больше понравится. Разучите "Боже Царя храни", "Коль славен наш Господь" и подобное. Если вы с полным чувством споете что из этого рода пиес, уверяю вас, что это понравится более, нежели другое что... Если вы сыграете или споете что-либо такое, что западет на душу слышащих и заставит их воздохнуть ко Господу, или вознестись к Нему со славословием и благодарением, то вы то же сделаете, что делает хороший проповедник в церкви" ("Что есть духовная жизнь", LXIII).

А знаешь ли ты "Боже, Царя храни" и "Коль славен" и что-либо из этого рода песнопений? По милости Божией в наше время есть возможность слушать их и другие достойные музыкальные произведения. Мы имеем в виду не собственно церковную музыку, а светскую, но хорошую. Равно и художественная литература, достойная внимания православного христианина, ныне переиздана и доступна. И все это православное душевное наследие (хотя оно и отличается от духовного) может принести пользу нашей душе, будучи допущено до нее в должной мере. Более того, оно может произвести в ней некую благую перемену.

В юном возрасте наряду с обращением духовным (до или после него) нечто похожее совершается и в области душевной. Обращение духовное завершается, как мы говорили, тем, что у человека формируется самосознание христианина. Иными словами, дух человека обретает свое небесное отечество, начинает понимать, откуда он, для чего он. Кто его Бог и Спаситель.

И в душевной области порой так же порывисто происходит обретение человеком своей народно-культурной принадлежности. Таинственно и неведомо, но совершенно отчетливо, неотразимо вдруг зазвенит в душе голос своего народа, своих корней. И речь, и музыка, и живопись, и история - родные - вдруг скажут тебе гораздо больше, чем говорили до сих пор. И ты отвечаешь про себя: да, вот оно мое, наше, и я с этой же земли, это голос моей родины, а она мне дорога. И отчего только раньше я не замечал этого и был равнодушен!

Подобно тому как мертвый дух человека в час обращения оживает и обнаруживает, что он теперь Христов, так и ум в нагромождении разных знаний должен ожить и понять связующую все эти сведения премудрость Божию, должен осознать свою причастность к этой премудрости. И вот точно так же и сердце вдруг ощущает свою принадлежность к родине и ее душевным корням. Это как бы целых три обращения: одно большое и главное, два поменьше. И слава Богу, что все три направлены в одну сторону. О Нем Едином, о Творце и Спасителе нашем должны сказать нам и дух, и ум, и сердце. Пусть в разное время и разными словами, но содержание сказанного останется общим.