И египетский мучитель ожесточается Богом: — не в том смысле, что Божиим изволением в Фараонову душу вложено упорство, но в том, что Фараонов произвол, по наклонности к пороку, не принял слова смягчающего упорство. Так и жезл добродетели, явленный Египтянам, Еврея делает чистым от кипящей жабами жизни, а жизнь египетскую показывает страждущею от таковой болезни.

Но вот и другой случай: Моисей простирает на жаб руки, и они исчезают. Это же, как можно узнать, совершается и ныне. Ибо уразумевшие сие простертие рук законодателевых (уразумеешь же непременно, что говорит тебе сия загадка, а именно чрез законодателя Моисея дает познать истинного Законодавца, а чрез простертие рук — Простершего руки на кресте)

, хотя незадолго до сего жили нечистыми и полными жаб помыслами, как скоро обратят взоры к Простершему за нас руки, — освободятся от лукавого их сожительства, по умерщвлении и истреблении страсти. А действительно освободившимся от таковой болезни, по умерщвлении пресмыкающихся движений, воспоминание о прежней жизни делается каким-то неуместным и зловонным, неприятным душе, по причине стыда, как говорит Апостол тем, которые, отложившись от порочной жизни, приступили к добродетели: «Какой же плод вы имели тогда? Такие дела, каких ныне сами стыдитесь?» (Рим. 6,21).

В этом же смысле разумей и то, что от жезла воздух в глазах Египтян очерняется, а для Евреев озаряется солнцем, чем и подтверждается особенно основание высказанной нами мысли, что не понудительная некая свыше сила заставляет одного быть во мраке, а другого во свете. Напротив того мы люди у себя дома, в своем естестве и произволе, имеем причины и света и тьмы, делаясь тем, чем сами пожелаем.

Ибо, по сказанию истории, не по причине какой-либо стены или горы, преграждающей зрение и останавливающей лучи, когда Евреи наслаждались светом, Египтяне оставались нечувствительным к сему дару. Так во власть каждому равно предоставлена жизнь во свете; но одни ходят во тьме, лукавыми предначинаниями вводимые в греховный мрак; другие осияиваются светом добродетели.

Если же, после трехдневного злострадания во тьме, и Египтяне делаются причастниками света; то, может быть, возбудившись сим кто либо из живших прежде по-египетски, чрез познание Распятого и при помощи покаяния возведет мысль к прехождению от порока к добродетели. Ибо оная, по сказанию истории, осязаемая тьма (Исх. 10,21), и по самому имени, и по значению оного, имеет великое сродство со тьмою неведения и греха.

Но та и другая тьма разрешается, как скоро Моисей (что разумелось и в сказанном прежде) простирает руки над пребывающими во тьме. А равно согласно с сим разуметь можно и тот печной пепел, который производит болезненные раны на Египтянах (Исх. 9,8.9), и загадочно под именем пещи означает наказание геенским огнем, угрожающее и уготовляемое только тем, которые живут подобно Египтянам, т. е.

как говорили мы неоднократно, живут худо, и не покланяются простертию рук Христовых. Есть ли же кто истинный Израильтянин и сын Авраамов, Аврааму уподобляется жизнью, так что своим произволением доказывает тесное родство с избранными; то он спасается от оного пещного мучения. Но и то, что, по данному нами истолкованию, простертием рук Моисеевых означается и для живущих подобно Египтянам, может некогда послужить врачеванием от мучения и избавлением от наказаний.

А о мелких оных скнипах, которые неприметным угрызением причиняют боль Египтянам, о песьих мухах, при угрызении болезненно впивающихся в тела, об истреблении плодов земледелия плугами, о пламенниках, падающих свыше вместе с каменным градом, — да потрудится иной и сам, в связи с исследованным прежде, идя тем же путем, составить о каждой казни приличное понятие; так как все это, по сказанному выше, производит египетский произвол, налагает же на Египтян нелицеприятное Божие правосудие.

Но следуя сему, и мы будем разуметь так, что горестное посылается от Бога достойным того, каждый же сам для себя бывает виновником сих бичей, собственным своим произволом уготовляя себе ожидающие его скорби, как говорит Апостол, обращая речь к одному из таковых: «Но, по упорству твоему и нераскаянному сердцу, ты сам себе собираешь гнев на день гнева и откровения праведного суда от Бога, Который воздаст каждому по делам его» (Рим. 2,5.6).

Как от беспорядочного рода жизни во внутренностях составляется тлетворный желчный какой-то сок, и врачу, с помощью искусства извлекшему его рвотою, не поставляется в вину, будто бы сам он произвел в теле этот болезненный сок, тогда как он произведен беспорядочным употреблением пищи, а врачебная наука извела его наружу: так, хотя говорится, что имеющим злое произволение от Бога бывает скорбное воздаяние; но сообразнее с разумом понимать сие так, что таковые страдания заимствуют свое начало и причину в нас самих.

Ибо для жившего безгрешно нет ни тьмы, ни червя, ни геенны, ни огня, ни чего либо иного страшного по именованию и на самом деле, как и история говорит, что для Евреев не существовали египетские казни. Посему, если в одном и том же, что одному служит во зло, а другому нет, разность произволения то и другое показывает в противоположности; то ясно, что никакое зло не может состояться без нашего произвола.

Но приступим к продолжению слова, предыдущими исследованиями, достаточно научившись, что и Моисей оный и всякий, подобно ему возвысившийся добродетелью, как скоро долговременным попечением о правой высокой жизни и озарением свыше укрепил душу, — почитает для себя утратою для единоплеменных ему не быть руководителем к свободной жизни. И пришедши к ним, представлением тяжких страданий влагает в них сильнейшее пожелание свободы; готовясь избавить соплеменников от бедствий, предает смерти всякого египетского первенца.

А это делает, узаконяя нам уничтожать первое зарождение зла; ибо иначе не возможно избегнуть египетской жизни. И мне кажется, прекрасно сделаем, если не оставим сию мысль без обозрения. Ибо если кто обратит внимание только на историю, то как сохранится боголепное понятие о произошедшем по ее сказанию? Несправедливо поступает Египтянин, и за него терпит наказание недавно родившийся младенец, которому, по несовершенству возраста, неизвестно и различие между добром и злом, которого жизнь не причастна порочной страсти; потому что младенчество его не дает в себе и места страсти; не знает он разности между правой и левой рукой, к одной кормилице обращает взоры; одно у него телесное ощущение скорбного — слеза; а если получит то, чего желает природа, выражает удовольствие улыбкою.