архимандрит Иоанн Крестьянкин

Исповедь принята, подробную ее лишь повторите в те будущие времена, когда придет пора говорить о постриге. А пока будете исповедоваться за те краткие периоды от исповеди до исповеди. И это тоже для Вас великое благо – это период, когда заглянете внутрь сердца своего. Грубое, плотяное все отошло – кануло в небытие, а за духовные, тонкие недуги души еще не было возможности взяться.

Так что, дорогой А. А., Божие благословение Вам – ничего не менять в жизни, пока Вас о том не известят Свыше.

Сам Господь да научит Вас молиться, надеяться, верить, терпеть, прощать и любить всех.

"Радуйся, Владычице, Знамение милости Твоея нам являющая".

Будьте здоровы и Богом хранимы.

Ваш доброжелатель и убогий богомолец

Ишь ты какой, инок В.!

Взятьто можно, но вот как и с чем придем? Ты скажешь, что сбежал от жизни, не начав жить и еще ничего не поняв в ней, – пришел, чтобы спрятаться от несения спасительного жизненного креста в Царство Небесное.

И думаешь, с таким ответом нас туда пустят? А не спросят ли в ответ, что мы сделали в жизни для Бога, для Церкви, для людей?

Такто, инок В. Вот тебе и программа, чтобы продолжать жить не по своему хотению, но по Божьему велению.

А Отец нам – Бог, и судья нам – Бог. У вас на Валааме рай, и у нас в монастыре рай, а в душе у нас и в сердце пока еще больше на ад похоже.

О. Максим, о. Максим!

И что же ты наделал?

Какие слова говоришь ты о Боге и какие дела делаешь, укоряя при этом всех и вся в том, что никто не открыл тебе отеческих объятий, не научил жить? Каких же человеческих объятий хочешь ты, если уже объятия Отчий приняли тебя и три таких ясных и простых обета принес ты Отцу своему – Богу: послушание, нестяжание, целомудрие.

Обеты простые, но они – дело всей монашеской жизни. И каждый день ты этому учишься, и не бывает в этом деле выходных дней. Наш настоящий старец Божий схиигумен Лука Валаамский часто говаривал: "Я вот неученый, но толченый", считая это толчение нас в ступе жизни самой лучшей академией, где учитель – Сам Господь.

Но тыто веришь ли Богу, веришь ли, что без Промысла Божия ничего в жизни не совершается, и тем более в Церкви? И обеты свои ты дал не духовнику, не мне, но Самому Господу. И не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понимать смысл произносимых слов, но исполнение их жизнью – труд монашеский – долгий, и ты стоял в самом начале этого пути.

А я вот обязан засвидетельствовать тебе, что мои ответы тебе и твой уход в монастырь были по воле Божией.

Та школа, которую ты проходил под водительством духовника и из которой сбежал, была школа монашеской жизни, где полагалось начало стяжанию терпения, и смирения, и послушания.

Ты оказался нерадивым учеником, и твое своеволие вывело тебя из монастыря. Ты отказался от Божьего, от верности обетам, заменив их пустыми обещаниями людям, водительство которых тебе никто не поручал и в жизнь которых ты вторгся разорителем, а не помощником. За примером не нужно далеко ходить:

– твои обеты сотоварищу по работе, чего они стоят? Твоих забот об увечном хватило надолго ли?

– твои беззаконные деяния по "помощи" К. для удаления ее изпод родительского крова? И чем все это кончилось? Какое бесчестие ты нанес ей и ее родителям, а ведь дать ей ты не можешь ничего. И не можешь этого не знать. Монах, и тем более иеромонах, жениться не может. И кем она становится с тобой – блудницей, жертвой ада.