„....Нынче въ 10 часовъ отправился нашъ милый странникъ въ путь свой, здоровый и даже веселый. Мы съ нимъ простились у самаго дилижанса, до котораго я его проводилъ. Ему будетъ хорошо ?хать. Повозка теплая, просторная; онъ не одинъ; хлопотъ не будетъ никакихъ до самаго Берлина. Дорога теперь хороша, и ?зда будетъ скорая. Въ Берлин? ему будетъ, над?юсь, пріятно. Я снабдилъ его письмами въ Ригу, Берлинъ и Парижъ. Въ Риг? одинъ мой добрый пріятель поможетъ ему уладить свои экономическія д?ла, то есть разм?нять деньги выгодн?йшимъ образомъ. Въ Берлин? мое письмо познакомитъ его прозаически съ нашимъ посломъ, который дастъ ему рекомендательныя письма дал?е, и поэтически съ Гуфландомъ, который пот?шитъ душу его своею душою. Въ Париж? онъ найдетъ Тургенева, котораго я просилъ присос?дить его къ себ?, и быть ему руководцемъ на Парижскомъ паркет?. Для меня онъ былъ минутнымъ милымъ явленіемъ, представителемъ яснаго и печальнаго, но въ обоихъ образахъ драгоц?ннаго прошедшаго, и веселымъ образомъ будущаго, ибо, судя по немъ и по издателямъ нашего домашняго журнала (особливо по знаменитому автору заговора Катилины) и еще по Мюнхенскому нашему медв?женку, въ вашей семь? заключается ц?лая династія хорошихъ писателей – пустите ихъ вс?хъ по этой дорог?! Дойдутъ къ добру. Ваня – самое чистое, доброе, умное и даже философическое твореніе. Его узнать покороче весело. Вы напрасно такъ трусили его житьябытья въ Петербург?: онъ не дрожалъ отъ холода, не терп?лъ голода въ трактир?; онъ просто жилъ у меня подъ роднымъ кровомъ, гд? бы и вамъ было м?сто, если бы вы его проводить вздумали, и напрасно не вздумали. Къ несчастію, по своимъ занятіямъ, я не могъ быть съ нимъ такъ много, какъ бы желалъ, но все мы пожили вм?ст?. Я познакомилъ его съ нашими отборными авторами; показывалъ ему Эрмитажъ. Бол?е вм?ст? нигд? быть не удалось. Но отъ него не уб?житъ: черезъ 2 года вы прі?дете его встр?тить зд?сь, и вм?ст? съ нимъ и со мною все осмотрите. Удивляюсь, что вы не получали писемъ отъ него. Онъ писалъ ихъ н?сколько разъ съ дороги и почти всякій день изъ Петербурга. Я не писалъ отъ того, что онъ писалъ. Теперь пишу объ немъ, чтобы вы были совершенно спокойны на его счетъ: здоровъ и веселъ. До изв?стной вамъ раны я не прикасался, дорога затянетъ ее...”.

Письма И. В. Кир?евскаго.

27 Января, Воскресенье, Рига.

„Вотъ онъ я , въ Риг?. Вчера въ вечеру прі?халъ и вчера же отправился съ письмомъ отъ Жук. къ прокурору Петерсону, которымъ studiosus Петерсонъ стращалъ станціонныхъ смотрителей. Этотъ прокуроръ Петерсонъ принялъ меня какъ роднаго, какъ друга. Но въ будущемъ письм? я опишу это подробно. Сегодня ц?лый день провелъ я въ расхаживаньи, въ разъ?зд? по городу, котораго достоприм?чательности показывалъ мн? этот милый толстый прокуроръ. Сейчасъ изъ Муссы, гд? вид?лъ Н?мцевъ, которые еще Vorschmack т?хъ Н?мцевъ къ которымъ ?ду. Въ Дерпт? я не былъ у бабушки, потому что про?зжалъ черезъ Дерптъ въ 2 часа ночи; но вид?лъ ихъ домъ и отсюда пошлю ваше письмо, вм?ст? съ своимъ и съ вашимъ образомъ. Прощайте, уже 1 часъ, а завтра мн? надо вставать въ 6, м?нять деньги, пить кофе у Петерсона и перем?нить паспортъ, который оказался нед?йствительнымъ, ибо по новому постановленію онъ живетъ только три нед?ли. Найду ли я на почт? письмо отъ васъ? Я оставлю зд?сь у Петерсона подробное описаніе моего отъ?зда изъ Петербурга сюда до посл?дняго часа отсюда въ Кенигсбергъ. Петерсонъ отправитъ это на сл?дующей почт?”.

27 Января.

„…Я ошибся вчера числомъ и вм?сто 26 поставилъ 27. Сегодня, т.е. въ Понед?льникъ, я посл?дній день въ Риг? и завтра вм?ст? съ св?томъ вы?зжаю въ Кенигсбергъ, куда нанялъ извощика за 40 руб. сер. Это очень дешево по мн?нію ц?лой Риги, потому что я познакомился почти съ ц?лой Ригой у милаго, почтеннаго, толстаго, добраго Петерсона, который совершенно пл?нилъ меня своею добротою, добродушіемъ, готовностію къ добру и ум?ньемъ его д?лать. Весело вид?ть челов?ка, котораго почти каждая минута посвящена польз? и добру. Онъ пользуется зд?сь всеобщимъ уваженіемъ и заслуживаетъ его бол?е, ч?мъ кто другой. Das Rechte – вотъ его ц?ль, его любовь, его божество. Въ два или три дня, которые я пробылъ зд?сь, я усп?лъ уже узнать его такъ хорошо, что готовъ отв?чать головою за каждый его поступокъ. Право, онъ усп?лъ уже сд?лать столько хорошаго, показать столько доброты, сколько у другаго частнаго челов?ка растянется на всю жизнь. Въ исполненіи своей должности онъ отличается какимъто рыцарствомъ законности, независимостію отъ постороннихъ толковъ и частныхъ волей (какъ вы говорите), самостоятельностію характера, твердостію, прямотою, и необыкновеннымъ знаніемъ д?ла и людей. Вотъ общая молва объ немъ всего города. Комната его съ утра до вечера набита людьми, изъ которыхъ одни приходятъ просить у него сов?та, другіе помощи, третьи услуги, четвертые приходятъ толковать о городскихъ новостяхъ, пятые ничего не д?лать, и для вс?хъ для нихъ достанетъ у него времени, охоты и веселости. Теперь особенно домъ его набитъ народомъ, потому что все почетное дворянство Остзейскихъ провинцій съ?халось сюда провожать маркиза Паулучи, который черезъ нед?лю ?детъ въ Италію, оставляя свое м?сто графу Палену. Со мной Петерсонъ обошелся такъ, какъ обходятся съ 20л?тнимъ другомъ. Но я разскажу вамъ все подробно: изъ Петербурга вы?халъ я 22го. Жуковскій, Мальцевъ, Титовъ и Кошелевъ провожали меня въ контору дилижансовъ. Вс? провожавшіе меня об?щались въ тотъ же день писать къ вамъ. Напишите, кто сдержитъ слово. Дорога была довольно безпокойна, потому что дилижансы изъ Петербурга въ Ригу устроены скверно. Черезъ Дерптъ я про?халъ въ 2 часа ночи и не видалъ никого и ничего. Но только дышать Дерптскимъ воздухомъ и знать, что зд?сь университетъ, зд?сь Ласточка и проч. – все это такъ живо напоминаетъ нашего Петерсона и Языкова, что мн? было въ Дерпт? и весело и скучно. Въ Ригу я прі?халъ 25го въ 12 часовъ, остановился въ трактир? Петербургъ, напился кофе, выбрился, разложился; между т?мъ пришло время об?да, посл? котораго я улегся спать и въ осьмомъ часу отправился къ прокурору Петерсону. У него я засталъ большое общество и музыку. Онъ самъ маленькій, толстый, пл?шивый, въ тепломъ пестромъ халат?, сидитъ важно посреди комнаты въ большихъ креслахъ, которыя едва вм?щаютъ его персону. Когда я отдалъ ему письмо отъ Жуковскаго и назвалъ свое имя, онъ вскочилъ, бросился обнимать меня и пришелъ въ совершенный восторгъ. Когда первый порывъ его кончился, прерванная музыка доигралась, то онъ повелъ меня въ другую комнату, прочелъ письмо Жуковскаго, говорилъ много объ немъ въ Дерпт?, съ большимъ чувствомъ, съ большою душою, и разстроганный разговоромъ и воспоминаніемъ, досталъ кошелекъ, который подарила ему A. A. W. при прощаніи, и поц?ловалъ его со слезами, говоря, что это лучшее сокровище, которое онъ им?етъ. На другой день этотъ кошелекъ отдавалъ мн? на память. – Нужно ли еще разсказывать вамъ, какъ онъ обходился со мною? Интереснаго я въ Риг? вид?лъ: 1) Die Domkirche, гд? недавно отвалился камень и открылся замуравленный челов?къ: это былъ рыцарь, заколовшій епископа въ этой же церкви. Вотъ пов?сть для Погодина. Церковь сама стара только снаружи, внутри все перекрашено, выб?лено и – чисто. 2) Домъ Шварцгейптеровъ, das Schwarzhaupterhaus, котораго зала превращена въ новую, но изъ подъ новаго можно отгадать и весело отгадывать бывшее старое. Я многое осматривалъ еще, но интереснаго, кром? этого, не видалъ; былъ однако въ Мусс?, смотр?лъ водопроводъ и безпрестанно гляжу на памятникъ 12го года, который стоитъ передъ моими окнами. Это такая же холодная металлическая слава, какая стоитъ у насъ на Красныхъ воротахъ, только вм?сто Красныхъ воротъ узенькая колонна, вм?сто Москвы Рига, вм?сто – и проч. Забылъ еще интересное: постыдный столпъ, къ которому привязывали преступниковъ. – Довольны вы моею аккуратностію? Чего я не разсказалъ, то вы можете легко отгадать. Отъ васъ же писемъ зд?сь н?тъ и Богъ знаетъ будутъ ли?”

11/23 Февраля. Берлинъ.

„Сегодня рожденіе брата. Какъто проведете вы этотъ день? Какъ грустно должно быть ему! Этотъ день долженъ быть для вс?хъ насъ святымъ: онъ далъ нашей семь? лучшее сокровище. Понимать его возвышаетъ душу. Каждый поступокъ его, каждое слово въ его письмахъ обнаруживаютъ не твердость, не глубокость души, не возвышенность, не любовь, а прямо величіе. И этого челов?ка мы называемъ братомъ и сыномъ!

„Вчера получилъ я ваши письма, ваши милыя, святыя письма. Чувство, которое они дали мн?, я не могу ни назвать, ни описать. На каждое слово ваше я отв?чалъ вамъ слезою, а на большую часть у васъ недостаетъ словъ. Не удивляйтесь этому: съ н?котораго времени я выучился плакать. Однако не толкуйте этого дурно; напротивъ, вообще я сталъ покойн?е, ясн?е, св?ж?е, ч?мъ въ Москв?. – За ч?мъ спрашиваете вы, борюсь ли я самъ съ собою? Вы знаете, что у меня довольно твердости, чтобы не пережевывать двадцать разъ одного и того же. Н?тъ, я давно уже пересталъ бороться съ собою. Я покоенъ, твердъ и не шатаюсь изъ стороны въ сторону, иду в?рнымъ шагомъ по одной дорог?, которая ведетъ прямо къ избранной ц?ли. Мысли, в несбытности которыхъ я разъ уб?дился, для меня умерли, безъ воскресенія. Сл?дъ, который он? оставили въ душ?, не ослабляетъ ее, но укр?пляетъ. Не знаю, поймете ли вы меня, по крайней м?р? в?рьте, что это такъ. Мои нам?ренія, планы, мечты получили какуюто ос?длость. Я сталъ такъ д?ятеленъ, какъ не былъ никогда. На жизнь и на каждую ея минуту я смотрю какъ на чужую собственность, которая пов?рена мн? на честное слово, и которую сл?довательно я не могу бросить на в?теръ. Иногда мн? кажется, что такое состояніе души и его причина есть особенное благод?яніе моего Ангела Хранителя, въ котораго я в?рю. Я не рожденъ былъ къ нему. Но можетъ быть оно спасетъ меня отъ ничтожества и сд?лаетъ достойнымъ братомъ моего брата, возвышеннаго, сильнаго. Если бы можно было пережить снова, то я опять д?йствовалъ бы такъ же, какъ прежде; но теперь если бы все перем?нилось, я уже не возвратился бы назадъ, а остался бы в?ренъ теперь избранной дорог?.