29 Іюня.

„Каковъ я умница! Какъ я славно обманулъ васъ! Об?щалъ писать черезъ 2 нед?ли, а вотъ уже прошло съ т?хъ поръ четыре. Впрочемъ безпокоиться вы не могли, зная насъ вс?хъ вм?ст?, т. е. насъ трехъ плюсъ Соболевскаго, который прі?халъ на два дня и зажился зд?сь ц?лый м?сяцъ. Долго ли онъ зд?сь останется – еще не изв?стно, хотя онъ собирается каждый день. Думаю однако, что онъ у?детъ не сегодня, потому что сегодня Петрушины именины. Мы начали день Итальянскимъ урокомъ, а кончить думаемъ въ театр?, гд? дается la Muette de Portici. Середину дня еще не знаемъ, хотя за об?домъ Рожалинъ уже предчувствуетъ пробочный выстр?лъ. Итальянскій языкъ нашъ не идетъ впередъ, а б?житъ. Скоро мы над?емся приняться за Данта и теперь уже это сд?лали бы, еслибы нашъ Кавальеръ Мафей былъ не такъ глупъ. Братъ въ конц? семестра можетъ быть по?детъ м?сяца на три въ Италію, между т?мъ какъ я отправлюсь прямо въ Парижъ….. Рожалинъ остается еще зд?сь посл? насъ, чтобы слушать Тирша, на которомъ онъ сходитъ съ ума и который ему альфа и омега для Греческихъ и Римскихъ. Въ самомъ д?л?, если гд? нибудь онъ можетъ образоваться для своей ц?ли, такъ это зд?сь, гд? онъ къ этому им?етъ вс? способы. Впрочемъ я боюсь за него въ уединеніи. Уже Дрезденская жизнь много перем?нила его характеръ, такъ какъ вообще характеръ всякаго перем?няется въ безлюдіи, среди людей, которые близки только по м?сту. Впрочемъ я над?юсь, что когда воротится въ Россію, то скоро оботретъ съ себя эту корку, посреди т?хъ, съ которыми можно жить спустя рукава и разстегнувши грудь, не боясь, что пріятели въ нее воткнутъ, не кинжалъ (это бы слава Богу), а иголку, которую зам?тишь только по боли. Не знаю кто, а в?рно были у Рожалина добрые пріятели, которые такъ его ласкали иголочками, потому что мы еще до сихъ поръ не можемъ навести на прежнюю колеину, хотя и стараемся каждый своимъ манеромъ, я – философствованіями, а Петруха – своимъ простымъ, дружескимъ, откровенно деликатнымъ обхожденіемъ. Вотъ un grand homme pour son valet de chambre. Такая одинаковость съ такою теплотою сердца и съ такою правдою въ каждомъ поступк?, врядъ ли вообразимы въ другомъ челов?к?….. Когда поймешь это все хорошенько, да вспомнишь, что между тысячами милліоновъ, именно его мн? досталось звать братомъ, какаято судорга сожметъ и расширитъ сердце. – 3/15 Іюля. Сегодня Соболевскій отъиде. Онъ прожилъ съ нами больше м?сяца и отправился теперь въ Миланъ и оттуда въ Туринъ, гд? останется м?сяца два. Съ его отъ?здомъ точно будто у?хало сорокъ челов?къ. У насъ опять тихо, порядочно и трезво; что же касается до нашихъ главныхъ занятій, т. е. лекцій и проч., то имъ не м?шалъ и Соболевскій, который бурлилъ только въ антрактахъ, но за то такъ, что б?дный Рожалинъ всякій день принуженъ былъ откупаться отъ его крика слезами и виномъ, хотя и это не всегда помогало. Вообще, если бы надо было однимъ словомъ назвать нашу Мюнхенскую жизнь, нужно было бы сочинить новое слово между скукою и пустотою. Мы зд?сь плывемъ на корабл? вокругъ св?та, не входя въ гавани, по морю безъ бурь, и отъ нечего д?лать читаемъ Шеллинга, Окена и проч. Поблагодарите Языкова за его милую приписку въ прошедшемъ вашемъ письм? и за Раупаха особенно10. Я не пишу ни къ кому теперь, боясь задержкою письма дать вамъ лишній день безпокойства, хотя вамъ, зная насъ вс?хъ вм?ст?, безпокоиться нельзя по настоящему, но всегда ли у васъ бываетъ по настоящему? Извините меня передъ Погодинымъ если онъ сердится на мое молчаніе; скажите что отъ лекцій и отдыховъ у меня н?тъ свободной минуты, и что въ сл?дующій разъ я непрем?нно буду писать къ нему. Шеллинговы лекціи врядъ ли и придутъ къ вамъ, потому что гора родила мышь. Въ сумм? оказалось, что противъ прошлогодней его системы новаго не много. Не знаю, что еще будетъ; къ тому же пересылка была бы слишкомъ дорога, а переписка слишкомъ скучна. Баратынскаго обнимаю отъ всей души. Если я къ кому нибудь буду писать кром? васъ, то в?рно прежде вс?хъ къ нему. Но до сихъ поръ, судите сами, когда въ Москв? я не находилъ времени писать нужныя письма, бывши не занятъ ц?лый день, то зд?сь, гд? мн? на письма и на отдыхъ остается одинъ усталый вечеръ – найдти свободную минуту право родъ геройства. Особенно Баратынскому столько хочется сказать, что рука не поднимается начать. Не смотря на то, я уже изорвалъ одно письмо къ нему, потому что когда перечелъ его, то увид?лъ, что все написанное въ немъ разум?лось само собою и сл?довательно не стоило в?совыхъ. Я получилъ отм?нно милое письмо отъ Шевырева, почти все объ моей стать?, которую онъ читалъ, и похвалы, которыхъ она далеко не стоитъ. Это одно заплатило мн?, съ жидовскими процентами, за вс? брани Булгариныхъ. Над?юсь, что теперь уже замолчали и почувствовали

Que je n'ai point merit?

Ni cet exc?s d'honneur, ni cette indignit?.

Пожалуйста, напишите больше и чаще обо вс?хъ и даже не интересное”.

Въ Іюл?.

„Посл? долгаго ожиданія получить письмо, въ которомъ отъ маменьки н?сколько строчекъ приписки. Маменьк? некогда писать къ намъ! Впрочемъ мы потеряли право жаловаться посл? того безпокойства, которое доставило вамъ долгое наше молчаніе. Хотя мы не такъ виноваты, какъ вы думаете. Условіе было писать черезъ м?сяцъ, а Рожалинъ отправилъ свое письмо не сказавши намъ. Еслибы кто нибудь изъ насъ сд?лалъ съ нимъ то же, то это было бы непростительно; но съ б?днаго Рожалина взыскивать нельзя, что онъ не понимаетъ того, что нельзя расчесть умомъ, когда чувство не наведетъ на этотъ расчетъ. Впрочемъ это чувство безпокойства по напрасну мы въ семь? нашей утончили до нельзя. Но хотя по напрасну, оно справедливо; это необходимый налогъ, который судьба кладетъ на великое счастіе, и еслибы счастіе дружбы освободилось отъ него, то нравственный міръ пришелъ бы въ неравнов?сіе. Вы однако, кром? налога необходимаго, д?лаете еще добровольныя пожертвованія, и я не понимаю, зач?мъ такое великодушіе. Уже потому что мы оба молчимъ, должны мы быть оба здоровы и живы, и еще къ тому заняты. Но вы, написать два слова между строкъ, при вашей легкости писать, зная какъ намъ дорого каждое лишнее слово вашего письма. – Даже длина папенькинаго письма, который будто сжалился надъ нами и хот?лъ вознаградить насъ необыкновеннымъ усиліемъ за вашу короткую приписку. Вотъ письмо ваше отъ 24го, которое залежалось на почт? Богъ знаетъ отчего и которое своимъ милымъ содержаніемъ и полнов?сностію говорить мн?: дуракъ, безпокоится по напрасну! Еслибы я только могъ найдти какого нибудь неподкупнаго протоколиста, который бы подъ каждою строкою вашею подписывалъ: съ подлиннымъ в?рно! – Если правда, что вы здоровы и веселы, зач?мъ же безпокоятъ васъ сны? По настоящему они должны безпокоить не васъ, а насъ, какъ доказательство вашего несовс?мъ здоровья. Но такъ и быть, я готовъ уступить вамъ это, только съ т?мъ, чтобы, кром? сновъ, ц?лую жизнь вашу не безпокоило васъ ничто на св?т?. Со мной 23 марта не было, сколько помню, ничего не обыкновеннаго, и до сихъ поръ мы вс? безпрестанно здоровы совершенно. За именины мои благодарю отъ всего сердца. Если вамъ было весело, то это въ самомъ д?л? былъ мой праздникъ. Что ваши глазки! Отчего вы ничего не скажете объ нихъ? И за ч?мъ и къ чему хвалиться здоровьемъ? Даже и потому вы не можете быть довольно здоровы, что здоровье ваше нужно для вс?хъ насъ, сл?довательно вамъ надобно его вдесятеро больше, ч?мъ каждому изъ насъ. Планы наши на Парижъ пошатнулись, хотя, кажется, тамъ опять все спокойно. Можетъ быть, мы по?демъ въ Италію. Шевыревъ зоветъ въ Римъ. Я бы хот?лъ, чтобы вы вид?ли его милыя письма! Сколько въ нихъ дружбы и сколько жара завидной молодости. Да! для меня молодость уже качество чужое и завидное, и на всякое кип?нье восторга я смотрю съ такимъ же чувствомъ, съ какимъ безногій инвалидъ глядитъ на удалыя движенья своихъ товарищей. Движенія Шевырева въ самомъ д?л? удалыя. Ч?мъ больше онъ работаетъ, т?мъ больше становится сильн?е, и вм?сто усталости все больше и больше набирается энтузіазма и духа. Онъ въ жизни какъ рыба въ вод?, и еще такая рыба, которая можетъ не выплывать на воздухъ и не дышать чужимъ элементомъ. Это качество столько же драгоц?нно, сколько оно р?дко въ людяхъ съ талантомъ. Мицкевичь, говорятъ, былъ въ Смирн? и уже опять возвратился въ Римъ. Если это правда, то вотъ новая туда приманка. Впрочемъ, во всякомъ случа?, безъ писемъ въ Парижъ все равно что не ?хать. Съ Потемкинымъ я незнакомъ. Думая пробыть въ Мюнхен? только 2 дня, я не сд?лалъ ему визита; а черезъ дв? нед?ли уже было поздно. Теперь впрочемъ я радъ, что не въ Париж?, иначе вы безпокоились бы обо мн? еще больше. Италія же во всякомъ случа? не будетъ безполезна и для языка, и для памяти, на которой она отпечатаетъ столько изящнаго. Рожалинъ остается зд?сь для того, чтобы учиться по Гречески. Въ деньгахъ онъ не нуждается. Что же касается до насъ, то мы не только себ? ни въ чемъ не отказываемъ, но еще тратимъ много лишняго. Третьяго дня мы отъ 6 часовъ утра до часу за полночь провели за городомъ въ Штарренберг?, катаясь по озеру, которое 5 часовъ длины и на горизонт? сливается съ Тирольскими горами. Прогулка эта стоила намъ больше 25 рубл., и это была еще одна изъ всего меньше глупыхъ издержекъ нашихъ….. Изв?стіе о Баратынскомъ меня очень огорчило. Посл?дствія этого рода воспаленій всегда двусмысленны. Над?юсь однако въ первомъ письм? вашемъ вид?ть его совс?мъ здоровымъ. Между т?мъ, какъ не выпросили вы у него новаго романа, какъ не прочли его до сихъ поръ, и не прислали къ намъ? Я бы теперь охотно написалъ ему разборъ; только побывши въ чужихъ краяхъ, можно выучиться чувствовать все достоинство нашихъ первоклассныхъ, потому что.... но я нехочу теперь дорываться до причины этого, которая лежитъ на дн? всего в?ка. Общія мысли, какъ важныя д?ла, оставимъ до утра, то есть до свиданія. Вообще все Русское им?етъ то общее со вс?мъ огромнымъ, что его осмотр?ть можно только издали. Еслибы вы вид?ли, ч?мъ восхищаются Н?мцы, и еще какимъ нел?пымъ восторгомъ! Н?тъ, на всемъ земномъ шар? н?тъ народа плоше, бездушн?е, туп?е и досадн?е Н?мцевъ! Булгаринъ передъ ними геній! Кстати: дайте мн? какое нибудь понятіе объ эпиграммахъ на душегр?йку. Какъ благодаренъ я вамъ, милый папенька, за то, что вы не забыли под?литься съ нами университетскимъ зас?даніемъ11. Знаете ли, что оно и насъ тронуло до слезъ. И народъ, который теперь можетъ быть одинъ въ Европ? способенъ къ восторгу, называютъ непросв?щеннымъ. Поц?луйте Погодина, поздравьте его и поблагодарите отъ насъ за подвигъ горячаго слова. Какъ бы я отъ сердца похлопалъ вм?ст? съ вами! Но не ужели намъ до возвращенія не читать этой р?чи? – Лекціи Шеллинга я пересталъ записывать; ихъ духъ интересн?е буквальности. Вм?сто присылки ихъ самихъ, что стало бы дорого, я лучше напишу вамъ что нибудь объ нихъ, когда будетъ время, т. е. когда кончится семестръ. Это будетъ около 25го этого м?сяца по новому стилю. Что же касается до регулярности нашихъ писемъ, то ея лучше не требовать. Ожидая письма нав?рное въ изв?стный день, не получить его хуже, ч?мъ просто долго не получать. Къ тому же посл?днее, над?юсь, не повторится. Это была съ нашей стороны точно непростительная в?треность. Біографію Баварскаго короля писать для альманаха мудрено, особенно когда для этого надобно знать столько подробностей, которыхъ мы не знаемъ. Біографію Баженова писать изъ Германіи странно, когда вы можете написать ее въ Россіи, гд? встр?чный и поперечный скажетъ вамъ объ немъ что нибудь новое. Но если Языковъ хочетъ им?ть статью отъ меня, то я готовъ служить ему сколько въ силахъ. И лучше напишу объ чемъ нибудь, чт? меня занимаетъ. Если же статья не понравится, то я напишу другую, третью и такъ дал?е. Зач?мъ только онъ хочетъ назвать альманахъ свой душегр?йкой?12 Конечно, это былъ бы величайшій знакъ дружбы, который писатель можетъ оказать другому писателю, такъ открыто одобрить то, на что всего больше нападаютъ. Но благоразумно ли это? Не смотря на то, что онъ Языковъ, онъ Языковъ только для понимающихъ. Для Булгариныхъ онъ просто ц?ль по выше другихъ. Пусть ихъ грязь не долетитъ до этой ц?ли, но покуда летитъ, она заслоняетъ ц?ль отъ взоровъ т?хъ, кто внизу, а этито низкіе и дороги для альманаха. Отсов?туйте ему рыцарствовать, а лучше пусть его воротится къ своей Ласточк? 13. Ув?рьте его, что мн? довольно знать его одобреніе, чтобы быть вознаграждену за критики вс?хъ возможныхъ Полевыхъ….. Германіей ужъ мы сыты по горло. Къ Языкову, Баратынскому, Погодину, кажется, я написать не усп?ю. Языкову кр?пкое рукожатіе за стихи. Съ т?хъ поръ какъ я изъ Россіи, я ничего не читалъ огненн?е, сильн?е, воспламенительн?е. Пловецъ его мн? уже былъ знакомъ, – это тотъ же, который хот?лъ спорить съ бурей, только теперь онъ дальше въ океан?. Если ваши глазки здоровы, только не иначе, то окончите мн? остальныя зв?здочки. Вм?сто Катона, представьте какого нибудь мученика въ то время, когда ему говорятъ: пожри богамъ нашимъ! Можно вотъ какъ: онъ обнимаетъ посреди стоящій крестъ, по бокамъ палачи, вдали народъ и разведенные огни; надъ крестомъ зв?зда”.

5/17 Августа.

„Поклонитесь Янишамъ и скажите имъ, что мы такъ часто думаемъ объ нихъ и особенно такъ любимъ вспоминать ихъ пятницы, что имъ въ честь и въ воспоминаніе завели пятницы у себя, съ тою только разницею, что вм?сто одной у насъ ихъ семь на нед?л?. Этотъ Н?мецкій Witz въ Русскомъ перевод? значитъ сл?дующее: сегодня мы думаемъ ?хать въ Италію, завтра въ Парижъ, посл? завтра остаемся еще на н?которое время зд?сь, потомъ опять ?демъ и т. д., и вотъ почему я не могу вамъ сказать ничего опред?леннаго объ нашихъ планахъ. В?роятн?е другаго однако то, что мы проведемъ осень въ С?верной Италіи, а къ ноябрю будемъ въ Рим?, гд? пробудемъ много ли, мало ли, Богъ знаетъ. Между т?мъ я уб?дился, что для завтра н?тъ наряда больше къ лицу, какъ длинное густое покрывало, особливо когда отъ насъ зависитъ его приподнять. Не знаю сказать, почему, а очень весело безпрестанно д?лать другіе планы и возвращаться къ старымъ, какъ къ такимъ знакомымъ, съ которыми встр?титься весело, а разстаться не грустно. Это похоже на ?зду въ дилижанс?, гд? вм?сто товарищей Н?мцевъ съ одной стороны сидитъ Швейцарія, съ другой madame Италія и спереди monsieur Парижъ. Въ этихъ дилижансахъ ?здимъ мы обыкновенно за об?домъ и за вечернимъ кофеемъ, потому что остальное время почти все проводится либо въ Университет?, либо за книгами и за итальянскими уроками. Въ университет? теперь лекціи скоро кончатся (25го Авг. н. с.), и потому многіе профессоры, чтобы усп?ть кончить свои лекціи, вм?сто одного раза читаютъ 2 раза въ день, что отнимаетъ у насъ н?сколько часовъ отъ болтанья, ничего нед?ланья и отъ другихъ непринужденныхъ занятій. Прибавьте къ этому необходимость гулять подъ глубокимъ яхонтовымъ небомъ, посл?об?денные южные жары, а больше всего мою врожденную и благопріобр?тенную л?ность; составьте изъ всего этого благовидное фрикасе и попотчуйте имъ вс?хъ т?хъ, къ кому я до сихъ поръ не писалъ. Особенно постарайтесь оправдать меня передъ милымъ Баратынскимъ, Языковымъ и Погодинымъ. Отъ перваго я получилъ милое письмо, на которое, если усп?ю, буду отв?чать сегодня; если же не усп?ю, то на дняхъ, и пришлю письмо къ вамъ.... Въ Италію, больше картинъ и статуй, привлекаетъ меня небо. Южное небо надобно вид?ть, чтобы понять и южную поэзію, и ми?ологію древнихъ, и власть природы надъ челов?комъ. Это небо говоритъ не воображенію какъ с?верное, какъ зв?зды, какъ буря; оно чувственно прекрасно, и нужно усиліе, нужно напряженіе, чтобы любоваться имъ. Зд?сь небо такъ близко (не смотря на то, что глубоко), такъ близко къ челов?ку, что ему не нужно подыматься на пальцы, чтобы достать до него, между т?мъ какъ на с?вер? надобно взгромоздиться на ц?лую л?стницу Оссіановскихъ т?ней, чтобы небо сд?лалось ощутительнымъ. Вы знаете, что я никогда не былъ энтузіастомъ природы; но на этотъ яхонтъ смотрю иногда право почти съ такимъ же чувствомъ, съ какимъ смотритъ на яхонтъ Жидъ. Такъ и рвется изъ груди вздохъ Гете и Веневитинова: отдайте мн? волшебный плащъ. Впрочемъ зд?сь мы р?дко видимъ этотъ яхонтъ. Близость горъ и возвышенность м?ста даютъ намъ очень часто погоду Англійскую. За то, т?мъ больше наслаждаемся мы хорошею. Иногда однако, когда вспомнится, что на с?вер? Россія, захочется и бл?днаго неба. Но чуть ли я не разсуждаю съ вами о погод?? Вотъ что значитъ побыть 7 м?сяцевъ въ Германіи! Впрочемъ жизнь наша зд?сь такъ однообразна, такъ уединенна, что если выключить то, чт? мы думаемъ объ васъ, чт? читаемъ и слышимъ на лекціяхъ, то чуть ли не останется говорить объ одной погод?. Но повторять вамъ слышанное на лекціяхъ было бы скучно, и мудрено, и см?шно, и дорого, повторять читанное въ книгахъ не лучше, а мысль объ васъ – какъ Итальянское небо, которое можно понять только чувствомъ, и которое въ описаніи будетъ только слово. Эти мысли, впрочемъ, какъто не доходятъ до мысли; он? то память, то чувство, то воздушный замокъ, то сонъ, и никогда не силлогизмъ. Покуда думаешь ихъ, не думая объ нихъ, кажется наполненъ мыслями; захочешь разсказать, ни одной не поймаешь въ слово. Т?мъ больше, что все это, кажется, разсказывать не для чего. Въ самомъ д?л? къ чему вамъ знать, что тогдато я думалъ тото, то какъ вы сидите вм?ст?, то какъ гуляете въ саду, то здоровы ли вы, то какъ я прощался съ вами, то Языковъ читаетъ на стол? стихи, то у васъ болятъ глазки, то вы здоровы и веселы и думаете объ насъ, то какъ мы споримъ съ папенькой о политической экономіи, то толкуемъ о Шеллинг?, то Андрюшка дернулъ бровкой, то Васька сочинилъ стихи и пр. Кстати, отъ чего вы не пришлете намъ ничего изъ д?тскаго журнала? Еще больше кстати: какъ можно печатать мое письмо о Шлейермахер?? Не потому только, что слогъ, какъ вы говорите, не отд?ланъ и что показываться въ халат? передъ т?ми друзьями, которыхъ мн? сд?лало мое обозр?ніе съ душегр?йкой, было бы безразсудно, а передъ незнакомой публикой неприлично; но потому, что я говорю объ людяхъ живыхъ и къ тому же не такъ, какъ я говорилъ бы публично.... Пожалуйста, пов?рьте моимъ опытамъ и несомн?нному уб?жденію, что вид?ть меня такимъ, каковъ я въ самомъ д?л?, и вм?ст? любить, можетъ только моя семья. Не многіе друзья мои, не вс? исключеніе; изъ нихъ многіе любятъ такія качества, которыхъ я не им?ю. Но и вы, разв? я вашъ не въ тысячу разъ лучше меня настоящаго ….. Къ Баратынскому я написать не усп?лъ. До сихъ поръ еще не отв?чалъ Шевыреву. Но скоро кончатся лекціи, и тогда я примусь за письма, и можетъ быть еще напишу чтонибудь для Языковскаго альманаха, разум?ется не въ такомъ род?, чтобы одолжить его столькими пріятелями, сколькими мн? обязанъ Максимовичъ….. Благодарствуйте за то, что часто бываете подъ Симоновымъ; только что же вы такъ долго не пишете? Пришлите непрем?нно романъ Баратынскаго и то, что есть новаго Пушкина, Языкова, Вяземскаго и, если можно, хотя предисловіе къ Борису. Откуда такая досада на славу? Не уже ли жъ Булгарины могутъ заставить Пушкина молчать? Прощайте. Пишите больше и чаще и даже объ томъ, что вамъ кажется неинтереснымъ”.

21го Августа./2го Сентября.