Слово сие и по-гречески стоит без члена, в показание, что здесь разумеется не особое какое-либо упование, а всякое. Жизнь без упования — безотрадная жизнь. Язычники находились в безвыходном положении. Чувство давало это им знать тугою сердца, томившею весь языческий мир. В некоторых эта неопределенная туга доходила до определенности. Брался, например, иной добиться до познания истины, но побьется-побьется и опустит руки, ибо она не показывала лица своего, и под ногами не видно было никакой к ней дороги.

Иной брался исправлять нрав, но побьется-побьется и бросает, ибо все валится из рук, и успеха нет и не предвидится. Так и во всем прочем. Такие определенно могли знать, что они в каком-то безвыходном положении, а другие носили то в неопределенном чувстве, выражавшемся всеобщею тугою. Бога определенно не ведали, законов промышления Его не знали, не знали и того, как угодить Ему и очиститься пред Ним от грехов.

А тут смерть — грозное событие для тех, кои смутно представляли, будут ли жить по смерти и, если будут, как им быть там. Всюду неопределенность и безвестность: язычники похожи на погрязшего в трясину, готовую поглотить его. Но ведь без упования жить нельзя. Кто теряет всякое упование, тот обычно лишает себя жизни. Как же живыми оставались язычники?

— Сами себе устрояли надежды, хотя призрачные и обманчивые. И не то ли разумеет Апостол, — что язычники не имели истинного упования, чающего получить истинное и прочное благо? — Это вероятно, потому что и безбожными их называет за То, что не знали истинного Бога, а служили не по естеству сущим богам. И безбожни в мире . «Хотя язычники и поклонялись богам, но были, однако ж, безбожны, потому что идолы, которым они кланялись, ничего не значат» (святой Златоуст). — Без Бога быть человеку нельзя.

Потеряв познание истинного Бога, язычники выдумали своих и, почитая их, успокоивались. Но, в существе дела, они служили мечте, а не Богу. Не знали они истинного живого Бога и были вне общения с Ним. Других же богов сколько ни изобрети — все это пустое. Этим только изменяема была слава нетленного Бога, не безвинно и не безответно. — Безбожни — не осуждены на безбожие, а сами себя поставили в такое состояние.

Безнадежие тесно соединено у Апостола с безбожием. В последнем — источник первого. В мире злом настоятельно необходимо крепкое,— крепко стоящее, на непоколебимых основах утвержденное, — упование на Бога живого, любящего и сильного. Вне общения с таковым, истинным Богом — упование где найдет опору? — Чуждые Бога истинного, потому, естественно, погружаются в безнадежие.

Прибавкою слова в мире не имел ли в мысли Апостол сказать: в мире, который велегласно проповедует о Боге истинном? Невидимая бо Его от создания мира творенми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество (Рим. 1, 20).— Тут будет, следовательно, слово укора, которое не неуместно и в наше время, для тех, которые в мире живут, мир видят и даже исследуют, а Бога истинного знать не хотят. б) Каким образом стали близко? ст.

13-18 Ожидалось бы, что святой Павел, изобразив, какие лишения духовные терпели язычники в отчуждении от иудеев, скажет теперь: теперь же и вы введены в причастие этих благ, то есть соединены с иудеями и сравнены с ними, стали как иудеи. А он не то говорит; говорит, что стена, разделявшая вас с иудеями, разорена, вы слиты с иудеями, но не затем, чтобы стать иудеями, а чтоб вместе с ними быть переделанными в новое человечество, к чему и иудеи предназначались.

Апостол имеет здесь в виду представить великость благодеяния Божия к язычникам из их отношения к домостроительству спасения. Он как бы говорит им: Бог, устрояя спасение человеческое, избрал Себе один народ, который питал надеждами и обетованиями и хранил особым покровительством, отособив его от всех народов учреждениями, обнимавшими всю его жизнь; вы лишены были такого благодеяния, и это лишение было очень значительно.

Но учреждения иудейские были только временные; пришел и им конец, и иудеи вводятся теперь в обладание высшими благами духовными, которых прежние служили только прообразом, подчиняемы будучи новым благодатным учреждениям. Все это делается по плану домостроительства нашего спасения, от века предначертанному. Если бы и теперь Бог удержал вас вдали от сего домостроительства, как это делал прежде, то меры ваших лишений и описать бы нельзя было.

Но Бог презрел ваше виновное от Него отчуждение и, устрояя окончательные пути во спасение наше среди иудеев и чрез иудеев, призвал и вас ко вступлению на них, чтоб и вы вместе с иудеями, забыв древнее разделение, текли тем же путем, новым и живым, коим оба во едином духе приводитесь ко Отцу. Теперь и вы стали близки. — К кому и к чему? — К Богу, к Господу Спасителю, к единственному в Нем пути во спасение, к Царствию Христову и ко всем сладчайшим в Нем надеждам, — близки не к тому, от чего прежде далеки были и что уже миновалось, а к тому, что вновь и окончательно учреждено во спасение наше.

Помните же это, что вы столько облагодетельствованы, чрез степень шагнули, переведены чрез класс и не только не оставлены назади, но и упреждать прежде бывших близкими получили возможность. Стих 13. Ныне же о Христе Иисусе, вы, вывшие иногда далече, близ бысте кровию Христовою. Ныне же о Христе Иисусе , — когда обетованный Христос пришел и устроил нам спасение, которое прежде только чаялось, когда устроено благодатное Царство Христом Господом и всем проповедуется,— ныне — в новозаветном домостроительстве спасения.

— Вы, бывшие иногда далече, вы, от прежнего временного и приготовительного домостроительства отчуждавшиеся, чрез отчуждение от иудеев, и стоявшие, таким образом, вдали, — близ бысте, не отчуждены от нового домостроительства, истинного и окончательного, но введены в участие в нем, наравне с иудеями, в которых и чрез которых оно подготовлялось прежним образом домостроительства. Как близ бысте? — Кровию Христовою. Краткий, но всеобъемлющий ответ. Вся последующая речь (ст. 14 — 17)

служит объяснением ему — пространнейшим и полнейшим. Сущность его можно выразить так: все ветхозаветное учреждение было тень; тело же — Христово. Когда пришел Господь и принес Себя в жертву крестною смертию, тогда все, что было только отражением сей жертвы, престало, — потеряло свое значение и силу. Вся сила перешла теперь в крестную смерть. Таким образом, кровь Христова, на кресте пролитая, пресекла ветхозаветное учреждение и сама стала на место его,— тело вместо тени, истина вместо предображений ее.