Я очень дивился, что если перлы являются образом слез и знамением плача, то почему перловые врата на­ходятся там, где не видно ничего печального, не слыш­но никакого плача, но все исполнено неизреченной ра­дости? Рассудивши же я познал, что все сие для того, чтобы хотящие войти в райскую радость старались вой­ти в нее не иными какими вратами, как только слезными.

Ты видишь, что райские врата из перла, а перлы знаменуют слезу; знай же, что слезами подобает войти в рай, и нет в рай иного входа, кроме слезных перлов. Слезами, говорю, подобает входить в рай; слезы же про­исходят от сокрушения сердечного; сокрушение сердеч­ное — от печали и трудов; а печаль и труды — от скор­би о грехах и злострадания за Бога. Вот каков путь к райской прохладе. Вспомним жизнь блаженного Иосифа.

Бог, устрояя в Египте прекрасного Иосифа к венцу и власти, какой послал ему путь к сей чести и славе? Поистине терно­вый, тесный и скорбный. Он послал ему нечаянную на­пасть, мрачную темницу, тяжкие оковы, наготу, голод и скудость в самом потребном. Долог был путь сей и долговременны оковы: «Смириша в оковах нозе его, желе­зо пройде душу его» (Пс. 104: 18).

Только после долго­временного страдания освободил его царь, сделал его господином дома своего и поставил его хозяином богат­ства своего. Жесток был путь к царским почестям! Этот Иосиф был прообразом страданий Господа на­шего. О том же, что и как Господь наш выстрадал, прежде чем получил царство, нет нужды говорить мно­го, ибо все это хорошо знают.

Теперь же я пойду для прохлады в вертоград царя Соломона и посмотрю, что совершается там. И вот я вижу, что прохлаждается там небесный Жених. Он обручился с невестой от земных, то есть, с церковью Сво­ею, искупленною святой кровию, и, в частности, с душею каждого христианского человека. Сию невесту лю­бя больше души Своей, ибо душу Свою положил за нее, Он назвал «крином»: «Яко крин в тернии, тако невеста Моя» (Песн. 2: 2).

Вот я смотрю, где небесный Жених посадит тот «крин», то есть, Свою возлюбленную невесту. Я думал, что Он посадил его на просторном месте среди других благовонных цветов, а Он посадил Свой «крин» между острыми терниями: «Яко крин в тернии, тако искрен­няя Моя посреде дщерей». Здесь, благоразумные слушатели, мы подумаем, по­чему Жених небесный хочет посадить в терновой огра­де Свой «крин», Свою невесту: «Крин в тернии».

Ведь насадивши рай на востоке, Он насадил везде в нем благоплодные и тенистые деревья. Новый Иерусалим, по­казанный Богослову в Откровении (Апок. 21: 10), ук­рашен драгоценными камнями — сапфиром, смарагдом,  иакинфом   и  топазом.   По  сторонам  его  Он построил врата жемчужные, притом из цельного драго­ценного камня.

Евангельский плодный виноградник, описанный у св. Матвея, Он оградил крепким оплотом: «И оплотом огради его» (Мф. 21: 33). Невесту же Свою любезную, за которую и души Своей не пощадил на кресте, Он помещает на земле и сохраняет ее не в райском садовом ограждении, не среди прекрасноплодного рая, но в одном терновом, колючем ограждении: «Крин в тернии».

Должно быть терновое ограждение лучше тех, о которых мы вспоминали, ибо из райского ограждения скоро был изгнан Адам за красивый и вкусный плод; немного постоял и Люцифер между Апокалипсовыми жемчужными стенами: «спаде денни­ца» , и самого наследника виноградника убили делатели, выведя его из виноградника. Будь же и ты, ближняя моя, не в тщетных сладостях рая, не в блеске драгоцен­ных украшений, не в винограднике временного весе­лия, но в терниях, в терпении бедствий, скорбей и умерщвления, всегда мертвость Христа Иисуса на теле нося! Зачем сие?

А для того, чтобы за приятие тех ос­трых терновых шипов и за терпение в тех бедствиях ты приняла в Моем чертоге венец славы. Пусть же невес­та Христова имеет для себя истинный образ такого жи­тия. Вот является для нее образом Сам Жених ее не­бесный, Христос, который умер и воскрес, пострадал и воцарился, принял бесчестие и прославился.

Она же вместе с апостолом видит Иисуса, за принятие смерти славою и честию венчанна. Подобало бы удивиться, что Царь славы не устыдил­ся претерпеть столь бесчестные страдания и смерть, да­бы облечься в Свою прежнюю славу. Но не дивно то, что слава Господня явилась подобно заре в тех самых страданиях, ибо Грядущий на вольную страсть сказал: «Ныне прославися Сын Человеческий».

Если бы там кто-либо сказал: Господи, Ты идешь на страдание и бес­честие, а говоришь, что Ты прославлен; разве после ког­да будешь прославлен? — то это было бы неверно, ибо самое страдание уже является и славою, как говорит об этом и один из отцев: «Славою Сына является крест, как и для Отца славою является Сын». Крест, смерть — вот слава Сына, ибо это корень, начало и мать Его про­славления.

Бесчестие порождает честь, крест родит сла­ву, и славу не только для Самого Господа, но и нам, Его рабам, сынам восточной церкви. Его вольными страда­ниями прославляемся и мы, как воспевает мать наша святая церковь: «Аще ят был еси, Христе, от беззакон­ных мужей, но Ты ми еси Бог, и не постыждуся; биен был еси по плещема, и не отметаюся; на кресте при­гвожден был еси, и не утаю; воскресением Твоим хва­люся, смерть бо Твоя — живот мой».

Но не одни толь­ко люди, а и бесплотные ангелы красуются и славятся Господними страданиями. Вот мы слышим ангела, ве­щающего мироносицам: «Иисуса ищете Назарянина распятого: воста, несть зде». Если бы можно было по­правлять ангела в его словах, то я сказал бы ему: «Святый ангел, не вспоминай бесчестия распятия Господне­го — «ищете распятого»»; но лучше так я скажу тем женам: «Вы Иисуса ищете, Господа нашего, учителя вашего, а вместе и Творца нашего, и Владыку, и Царя сла­вы».