Раз и навсегда но­ва такая Девица, Которая, будучи Матерью Бога, и в рождестве была Девой, и по рожде­стве осталась Девой. Дева родила Младенца: вот девство и материнство. Девство превыше Ангелов, но и материнство предстоит около Престола Божия: «Предстала Царица одесную» (Пс. 44, 10). Сей молодой месяц есть в то же время и полный, ибо Дева — исполнена благо­дати Божией.

Тут же и святой Иосиф Правед­ный, и старица Саломия, тоже не из числа грешных, — вот звезды, достойные неба, не говоря уже о той звезде, что была над верте­пом. Не считайте же этого вертепа за простой или обыкновенный вертеп, но считайте его за истинное небо, ибо он имеет в себе Солнце, месяц и звезды: «Небо — вертеп». Считайте вертеп небом, и при этом небом таинственным, ибо таинства и сокровенности я вижу в этом небе. Как же нам постигнуть те таинства?

Как по имени познается дело, и от названия доходят до понимания самой вещи, так и мы хорошо разберем и вникнем только в одно слово «небо», и тогда постигнем таин­ства. Когда сотворено было Богом небо, то как оно было названо, каким словом, каким име­нем? Кто может это знать лучше, как не свя­той пророк Моисей, который писал книгу Бытия, писал не от себя, но из уст Божиих?

Есть предание святой церкви, как об этом пи­шется в 26 день месяца марта, что по повеле­нию Божию святой Архангел рассказывал Моисею о создании мира, и что он рассказал, то Моисей и записал. Кому и как иначе мож­но было бы знать, каким образом Бог создал свет весь, если бы об этом не было открыто Моисею Богом? Может явиться еще и другой вопрос: на каком языке говорил Ангел и на каком писал Моисей?

Есть предание учителей, что Ангел рассказывал и Моисей писал не на каком-ли­бо ином языке, как только на еврейском, ибо этот язык был древнейшим и наидостойней­ший сравнительно с другими и наиболее при­личествовал написанию Божественных книг. Если необходимо было тогда написать для всего света Божественные книги, то нужно было их писать именно на еврейском языке.

По-еврейски тогда святой Гавриил говорил, а святой Моисей по-еврейски писал. Скажи же нам, святой Моисей, как ты по-еврейски написал «небо»? Моисей удаляется здесь от разговора, а близ его книг становятся толкователи, которые говорят, что слово «не­бо» Моисей написал на своем святом языке: «Шамайм». Небо люди называли не небом, но «шамайм». Что же означает слово «шамайм»? Как вы­разить его на нашем языке?

Толкователи го­ворят, что слово это значит «водное». «Ша­майм», то есть «водное» или «водянистое», и потому они рассуждают так: воды бездонные, над которыми носился Дух Божий, на еврей­ском языке зовутся «шама». Бог, отделив от тех вод некоторую часть, сгустил, ствердил ее, как кристалл или прозрачный алмаз: «Сказал Бог: «Да будет твердь посреди воды», — и ста­ла твердь» (Быт. 1, 6).

Эту-то твердь и назвал Господь «шамайм», то есть водная, ибо из во­ды она была создана, а потому и нашим очам кажется, что небо водянистого цвета. Итак, небо вначале было названо «шамайм», то есть волнистое. Теперь обратимся к таинству неба вертеп­ного. Сказано, что вертеп — это небо (конеч­но, таинственное, мистическое, не материаль­ное).

Это таинственное небо заключает в себя и другие таинственные же небеса. Разделим же все его на трое небес, следуя примеру апо­стола Павла, восхищенного некогда «до тре­тьего неба» (2 Кор. 12, 2). Первое, или нижнее, небо — это Вифле­емский вертеп. Другое, более высокое небо — Пречистая и Преблагословенная Дева, как Ее и называ­ют: «Что Тя наречем, о Благодатная? — Небо».

Третье небо — это наивысшее, воздушное небо, ибо оттуда сошел Бог воплощенный, в яслях лежащий в детском теле и покрытый пеленами, как небо облаками. Что касается первого неба, то оно нахо­дится при Вифлееме, в еврейской земле, не­далеко от Иерусалима, еврейской столицы. Если кому-либо из благочестивых, как-то: святому Иосифу, старице Саломии, пастухам или царям нужно было назвать вертеп сей не­бом ради пребывающего в нем Христа, то они могли его назвать не иначе, как по-еврейски, ибо в земле еврейской «шамайм» значит водя­нистое.

Место это и в действительности похо­дило на волнистое, ибо, как повествуется ли­цами, достойными доверия, в тот самый час, когда Господь наш прошел Девические врата, чистотой, вечной запечатанные и девством хранимые (ср. Богородичен воскресный, глас 2), тотчас в том вертепе из земли проистек ис­точник живой воды и пребыл в нем до тех пор, пока пребывали в нем Младенец Хрис­тос, Пресвятая Богородица и святой Иосиф.

Поэтому тот вертеп и был в то время небом волнистым. Что касается другого неба, Пречистой и Преблагословенной Девы Марии, то сие — небо высокое: «Воистину вышши всех еси, Дево Чистая»; небо необъятное, ибо Бог «чре­во Твое пространнейшее небес содела»; небо светлое, ибо просвещается Солнцем Хрис­том; небо волнистое, ибо исполнено дождя и росы Духа Святого и всех нас орошает своей благодатью.

«Всем скорбящим Радость» — вот роса благодати, изливающаяся на нас из сего неба. Что же касается третьего неба, младенче­ства Христова, то и это небо водянистое, по­добное тому водянистому небу, которое было сотворено из бездонных вод, ибо оно заклю­чает в себя подобие того неба, и подобие та­инственное: «Таинство вижу». Станем же умом нашим при входе в вер­теп, а внутренние наши очи направим внутрь, вперим их на Младенца, лежащего в яслях и источающего слезы из Своих очей, и спросим самих себя: что это за Младенец?

Это источ­ник вод живых, истекший от Отца прежде век, а напоследок лет снизошедший в юдоль земную из пречестнейшей утробы Девичес­кой. Хотя Он и безмолвен, но уже на устах у Него слова: «Кто жаждет, иди ко Мне и пей» (Ин. 7, 37—38). Что я говорю — источник — это река, ибо «из чрева потекут реки воды живой». Это даже море, и море бездонной глубины: «О глубина богатства, премудрости и разума Божия»!