Эту-то твердь и назвал Господь «шамайм», то есть водная, ибо из во­ды она была создана, а потому и нашим очам кажется, что небо водянистого цвета. Итак, небо вначале было названо «шамайм», то есть волнистое. Теперь обратимся к таинству неба вертеп­ного. Сказано, что вертеп — это небо (конеч­но, таинственное, мистическое, не материаль­ное).

Это таинственное небо заключает в себя и другие таинственные же небеса. Разделим же все его на трое небес, следуя примеру апо­стола Павла, восхищенного некогда «до тре­тьего неба» (2 Кор. 12, 2). Первое, или нижнее, небо — это Вифле­емский вертеп. Другое, более высокое небо — Пречистая и Преблагословенная Дева, как Ее и называ­ют: «Что Тя наречем, о Благодатная? — Небо».

Третье небо — это наивысшее, воздушное небо, ибо оттуда сошел Бог воплощенный, в яслях лежащий в детском теле и покрытый пеленами, как небо облаками. Что касается первого неба, то оно нахо­дится при Вифлееме, в еврейской земле, не­далеко от Иерусалима, еврейской столицы. Если кому-либо из благочестивых, как-то: святому Иосифу, старице Саломии, пастухам или царям нужно было назвать вертеп сей не­бом ради пребывающего в нем Христа, то они могли его назвать не иначе, как по-еврейски, ибо в земле еврейской «шамайм» значит водя­нистое.

Место это и в действительности похо­дило на волнистое, ибо, как повествуется ли­цами, достойными доверия, в тот самый час, когда Господь наш прошел Девические врата, чистотой, вечной запечатанные и девством хранимые (ср. Богородичен воскресный, глас 2), тотчас в том вертепе из земли проистек ис­точник живой воды и пребыл в нем до тех пор, пока пребывали в нем Младенец Хрис­тос, Пресвятая Богородица и святой Иосиф.

Поэтому тот вертеп и был в то время небом волнистым. Что касается другого неба, Пречистой и Преблагословенной Девы Марии, то сие — небо высокое: «Воистину вышши всех еси, Дево Чистая»; небо необъятное, ибо Бог «чре­во Твое пространнейшее небес содела»; небо светлое, ибо просвещается Солнцем Хрис­том; небо волнистое, ибо исполнено дождя и росы Духа Святого и всех нас орошает своей благодатью.

«Всем скорбящим Радость» — вот роса благодати, изливающаяся на нас из сего неба. Что же касается третьего неба, младенче­ства Христова, то и это небо водянистое, по­добное тому водянистому небу, которое было сотворено из бездонных вод, ибо оно заклю­чает в себя подобие того неба, и подобие та­инственное: «Таинство вижу». Станем же умом нашим при входе в вер­теп, а внутренние наши очи направим внутрь, вперим их на Младенца, лежащего в яслях и источающего слезы из Своих очей, и спросим самих себя: что это за Младенец?

Это источ­ник вод живых, истекший от Отца прежде век, а напоследок лет снизошедший в юдоль земную из пречестнейшей утробы Девичес­кой. Хотя Он и безмолвен, но уже на устах у Него слова: «Кто жаждет, иди ко Мне и пей» (Ин. 7, 37—38). Что я говорю — источник — это река, ибо «из чрева потекут реки воды живой». Это даже море, и море бездонной глубины: «О глубина богатства, премудрости и разума Божия»!

Это бездна судеб, бездна милосердия: «Неизследную милосердия Твоего призываю бездну». «Шама» — воды бездонной! Над этими бездонными водами, над этой бездной носится и Дух Божий, ибо Дух Свя­той от Отца исходит, на Сыне почивает и со­вершает воплощение Сына: воплотившагося от Духа Свята (Символ веры). Далее, здесь имеется и твердь, но посмот­рим на нее внимательно. Твердь!

На бездну Божественных судеб и безмерного милосердия, на эти бездонные ду­ховные воды походит не что иное, как только твердая любовь Его к роду человеческому: Положил еси к нам твердую любовь Твою, Господи. Тверда та любовь, ради которой Сын Божий, преклонив небо, сошел на землю, из Бога стал Человеком, из богатого нищим, из господина слугой.

«Не для того пришел», — го­ворит Он, — «чтобы служили Мне, но чтобы по­служить. Так возлюбил Бог мир» (Мф. 20, 28; Ин. 3, 16). Тверда та любовь, ради которой Бог наш, Творец наш, не стыдится назвать нас братией: «Вы друзья Мои», — говорит Он (Ин. 15, 14). Апостол, описывая рождество Христово от Девы, говорит: «Равен Богу, но уничижил Себя Самого» (Флп. 2, 6—7).

В Иеронимовом перево­де это читается так: «Себя истощил». Обнищал, истощил Бог Себя, Он так возлюбил нас, что расточил нам все имение Своего небесного богатства и, как бы не имея больше ничего, что бы дать, в конце концов дал нам Самого Себя: «Себя истощил». А как Он истощил Себя? Будучи Светом неприступным, Он облекся темнотой. Предвечно сущее Слово Отчее, говорившее через пророков, сделалось безгласным.

Крепкий и сильный изволил немоществовать в младен­ческом теле. Источник жизни Сам жаждет. Хлеб ангельский алчет. «Везде сый и вся ис­полняли не имеет, где голову приклонить», и бежит в Египет. Вот как Он истощил Себя и обнищал ради любви к нам. «Так возлюбил». Некоторые крайнюю любовь называют восхищением ума и восторгом, ибо тогда чело­век как бы забывает себя.

Но в преизобильной любви Своей и Господь (осмелюсь сказать) как бы забывает Себя, ибо, истощив Себя и как бы оставив Самого Себя, Он вперил в нас весь Свой ум, весь Свой разум, которым «со­творил веки» (Евр. 1, 2), послав нам Сына Сво­его для нашего спасения: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного» (Ин. 3, 16). Господи! Что же Ты нашел в нас, непо­требных?

Ты — Свет превечный, всю тварь озаряю­щий, мы же только темнота, грубая, осязае­мая египетская темнота. Ты — Источник чистоты, мы же сквер­ный, смрадный поток. Ты — великолепие, превосходящее вся­кую красоту: «Красота в деснице Твоей вовек» (Пс. 15, II), — мы же одно мерзкое бытие, как говорит о нас Иеремия: «Потемнело пуще сажи лицо их» (Плач. 4, 8).