Ты есть то, что есть, а мы ничто: мы как бы не существуем пред Твоим бытием. На что же мы пригодны для Тебя? Любовь Его настолько велика, что подоб­но восторгу ни на что не обращает внимания и как бы себя забывает. Пусть мы темны, скверны, мерзки и ничтожны, но Его преве­ликой Божественной любовью — если только сами с покаянием прибегаем к Нему — мы соделываемся людьми святыми, светлыми, чистыми и выше, чем Ангелы: «Ибо не Ангелов восприемлет Он, но восприемлет семя Авраамо­во» (Евр. 2, 16).

Вот как тверда любовь Божия к нам: «Так возлюбил!» О любовь Твоя, Человеколюбче! Вот како­ва твердь Его в сей бездне — это Его Божест­венная, твердая любовь милосердия к нам, грешным. Итак, твердью является твердая любовь Божия к нам; она есть именно небо, а небо это есть «шамайм», то есть водное, — Христос Господь, Который ныне изливает слезы из очей Своих, а потом на Кресте изливает воду из ребер Своих, тем исполняя слова Давидо­вы: «Как вода излился» (Пс.21, 15).

Да и само ес­тество наше, воспринятое Им ныне, подобно воде, как говорит о том феокоитянка Давиду: «Мы умрем и будем как вода, вылитая на землю, которую нельзя собрать» (2 Цар. 14, 14). И все люди, для искупления которых при­шел Сын Божий, все они - воды: «Слышал я как бы голос многочисленного народа, как бы шум вод многих» (Откр. 19, 6).

Волнистым не­бом в Вифлеемском вертепе является ново­рожденный Младенец в естестве нашем. Ос­нование этого ясно. Ведь как дождь или роса сходят с неба, так слезы исходят из очей Хри­стовых, плачущих в младенчестве. Праотцы некогда молили, чтобы небеса свыше кропи­ли росу, и вот мы уже имеем желанную росу — слезы Христовы, проистекающие из таинст­венного неба, из естества Его человеческого.

Когда идет с неба сильный дождь, люди останавливаются на некоторое время под кровлей. Так и мы, видя мысленный дождь от мысленного неба, видя слезы из очей Христо­вых, остановимся здесь немного в рассужде­нии о небе, ибо слезы Христовы весьма близки к небу. Я бы не спрашивал о причинах слез Хрис­товых, если бы не видел Его необычайного рождества.

Всем родившимся младенцам свойственно плакать, они имеют это свойство от природы. И Младенец Христос, приняв на Себя наше естество, тоже плачет, как Младе­нец, по силе естества человеческого, но плачет Он не одинаково со всеми прочими младенца­ми. Каким я считаю рождество Его, таково и младенчество Его, потому и плач Его необы­чен. Маленькие дети мира сего, если плачут, то сами не знают, о чем они плачут, ибо они еще не имеют разума, не смыслят до тех пор, пока, со временем придя в возраст, они не начнут мало-помалу понимать и разуметь.

Христос же, плача, хотя и маленький, уже знает, о чем плачет. Есть предание святых учителей, что Хрис­тос Спаситель, хотя родился и с маленькими членами, как того требует человеческая при­рода, но уже с готовым, целым разумом, как «Божия премудрость» (1Кор.1,24). Он рос те­лом, а разум Его нисколько не нуждался в возрастании. Он родился с тем совершенным разумом, какой нужен был Ему для земной жизни.

Оскудевший для нашего спасения до младенчества, Он далеко превосходил Своих сверстников. Потому-то святой Исайя и гово­рит о Нем: «Младенец родился нам, Сын дан нам, Отец будущего века» (Ис. 9, 6). Он вместе и «Младенец», и «Отец». «Младенец» по природе мла­денческой, а «Отец» по разуму совершенному. Он еще «Младенец» телом, но уже старик разу­мом: «Ветхий днями» (Дан. 7, 9) добровольно младенчествует.

Поэтому и церковь воспева­ет: «Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума», — показывая этим, что Господь наш родился уже с совершенным разумом и весь мир научил разуму. Если же Господь родился с совершенным разумом, то, конечно, Он знает, о чем плачет. Поищем же причины Его плача. О маленьких детях мы можем сказать, что хотя они и без разума плачут, однако всегда есть то, что их беспокоит: то ребенок почувст­вует холод, то он туго пеленками стянут, или же он испытывает голод и желает пищи или материнских грудей.

Христос, хотя и по Сво­ему изволению был Младенцем, так же мог и даже должен был терпеть по Своему челове­ческому естеству. Было и холодно Его малень­ким членам, и пеленами Он был повит, и ма­теринские сосцы были для Него необходимы. Естество младенческое принуждало Его и слезы младенческие изливать из очей, но ра­зум Его Божественный, не младенческий, а мужской, не без причины изводил слезы из Его пресвятейших зениц.

Он плакал не столь­ко по причине каких-либо Своих страданий или Своих младенческих беспокойств, сколь­ко по причине наших бедствий и зол. Как только взглянул Он на мир, полный всякого зла — ведь «весь мир во зле лежит» (1 Ин. 5, 19), так тотчас залился слезами. А эти слезы, про­ливаемые в первые дни Его жизни, равны тем слезам, которые Он потом проливал над Ие­русалимом в половине тридцать четвертого года Своей жизни (см. Мф. 23, 37; Л к. 13, 34).

В Евангелии святого Луки мы читаем, как Христос Спаситель едет на осле в Иерусалим, как уже приближается для вольной страсти к стенам Иерусалима, и как устроена Ему была здесь торжественная встреча. Весь город пришел в движение, под ноги Его стелют ризы и ветви древесные, а малень­кие дети, сосущие сосцы, восклицают: «Осанна Сыну Давидову! Благословен Грядущий!» (Лк. 19, 38; Мф. 21, 15; Мк. 11, 19).

Во время такой пышной встречи и радост­ных рукоплесканий Христос Господь наш в мыслях Своих начал сильно плакать (Лк. 19). Если бы кто спросил: о чем это Господь наш может плакать при такой торжественной встрече, то кто-либо, пожалуй, ответил: не­удивительно, ибо, как Всевидец, Он видит, что через несколько дней тот же народ, кото­рый воспевает Ему: «Осанна», — будет кричать пред Пилатом: «Распни, распни» (Лк. 23, 21).

Он видит пред очами Своими Крест, видит столп, видит гвозди, копья и гроб. Одним словом, Он видит все Свое страдание, потому и про­слезился. Но я не поверю таким словам. Я спрошу лучше святого Луку: святой евангелист! Хотя ты и не был в то время при Господе, ибо ты уже по Вознесении Его был причислен к апо­столам, однако от «очевидцев Слова» (Лк. 1, 2)