Значит ли, что такой, как вы говорите, успех человечества есть зло? И нужно отказаться от него, осудить его? Значит, хорош и нужен только индивидуализм, столкновение эгоистических личностей? Достижение каждым только своего счастья, своих целей, своих интересов? И откуда вы взяли, что каждая отдельная личность обязательно ищет добра, служит чему-то хорошему?

И не есть ли этот современный примат целого, коллектива, общества, мира над частным, единичным, индивидуальным как раз победа над разнузданным эгоизмом личности? Не есть ли ваша личность — источник зла и страдания на земле? Вот тупик, перед которым мы сегодня стоим. Вот страшный выбор, который угрожает нам. И только поняв ужас и безвыходность этой дилеммы, можем мы, кажется, понять и то, почему в центре этой дилеммы, в самой сердцевине этой проблематики человечества оказывается вопрос о религии.

Только в религиозном подходе к человеку снимается безвыходность этого выбора — или человечество, или человек. И как странно, но и как показательно то, что там, где выбирается одно или другое, там начинается преследование религии. Было время, когда религию изобличали и отрицали во имя правды личности, когда все было сосредоточено только на человеке, а не на человечестве. В наши дни — наоборот.

Религию гонят во имя человечества, гонят как непрошеную защитницу личности. Ибо в том-то и дело, что только в религиозной, только в христианской интуиции есть место и тому, и другому — и человечеству как целому, и человеку как ни к чему не сводимой и абсолютной ценности. Только в Евангелии засиял, и до сих пор сияет, свет, в котором кончается, прекращается это страшное «или — или».

Или тьма машины, ее туман, «холодный и пустой», или тьма индивидуализма, одинокой личности, которая в себе, только себя признает целью существования. Христос всегда обращается к миру, ко всем, ко всему человечеству, и Христос всегда обращается к каждому — ко мне и к тебе, к единственному (и единичному) человеку. И в этом состоит и чудо и тайна Евангелия.

В нем каждый находит себя, но в себе всех и все. В нем каждый находит все, но во всем себя. Вот об этой тайне, о которой все больше и больше забывает мир, которую никто не хочет принять во внимание при решении действительно страшных вопросов современности, которую гонят во имя счастья и людей и личности, — об этой тайне нужно сегодня кричать с крыш, ибо только в ней спасение. 2.

Спор о человеке 1 Когда-то немецкий философ-материалист Фейербах написал свою знаменитую фразу: «Человек есть то, что он ест»[2]. Этой фразой он думал покончить со всеми идеалистическими спекуляциями относительно природы человека; на деле же, сам того не зная, он выразил самую что ни на есть религиозную идею человека. Ибо задолго до Фейербаха то же определение человека дано было и Библией.

В библейском рассказе о творении человек показан как существо прежде всего алчущее, то есть голодное, а весь мир — как пища человека. Непосредственно после заповеди о размножении и об обладании землей Бог предлагает человеку питаться от земли: «Вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево ... вам сие будет в пищу» (Быт. 1: 29).

Чтобы жить, человек должен есть, он должен принимать мир в свое тело и претворять его в себя, в свою плоть и кровь. Да, действительно, он есть то, что он ест. И весь мир в Библии показан как некий пир, приготовленный для него. И этот образ пира, трапезы остается на протяжении всей Библии центральным образом ее, образом жизни. Это образ жизни при ее создании и это же образ жизни при ее конце, или исполнении.

«Дабы Вы ели и пили за Моей трапезой в Моем Царстве», — говорит Христос (Лк. 22:30). Я начинаю с этой темы пищи и еды, темы, которая верующим и неверующим кажется второстепенной с точки зрения религии, потому что перед нами стоит главный вопрос — о какой жизни идет речь в вечном споре между верой и неверием, религией и атеизмом. Неверующий упрекает верующего в равнодушии по отношению к жизни человеческой и ее нуждам.

И надо сказать, что верующие сами очень часто дают повод к этим обвинениям. Ибо они слишком часто забывают то, что сказано о жизни в Библии, в Евангелии, о подлинной природе жизни, о которой говорит Христос. С одной стороны, для части христиан слово «жизнь» означает «религиозная жизнь». И эта религиозная жизнь составляет как бы особый, в себе замкнутый мир, отделенный от всякой другой, светской или мирской жизни, — это мир, это жизнь чистой духовности, отрешенности, ухода в себя и в свою душу.

Соблазн этой отрешенности, этого ухода существовал всегда, ибо всегда и всюду жизнь, с ее суетой, неудачами, страданиями, разочарованиями и наконец смертью, была трудной и часто непосильной для человека. И как тянет тогда уйти от всего и от всех, снять с себя всю ответственность, погрузиться в нирвану и тишину чистого созерцания, молитвы, покоя!

Поэтому при такой установке все, что в религии сказано о пище, понимается в смысле только духовной пищи. Здесь царствует пафос ухода, развоплощения, отрешенности. Но наряду с этим первым пониманием и жизни и религии всегда существовал и существует и сейчас другой подход к ним. Некоторые видят назначение религии в улучшении жизни, в той помощи, которую она может оказать миру и людям.

Здесь христианство понимается как определенная политическая или социальная программа, и это понимание также выводится из Евангелия, где Христос призывает к заботе о больных, голодных, страждущих, заключенных. И вот мы стоим перед парадоксом. Если христиане призывают к духовности, если они напоминают о словах Христа: «Ищите прежде всего Царствия Божия, а остальное все приложится вам» (Мф. 6:33)