Античная Греция, например, разумела под свободой свободу города от других городов, независимость народа от других народов, но отлично уживалась с рабством и с подчинением всех абсолютной власти. Древний Рим создал систему права, но, как только какие-то странные люди отвергли божественность и абсолютизм самого Рима, он бросил этих людей на съедение львам и распял их на крестах.

И тут тоже царило рабство, царил неподвижный сакральный строй, поставить который под вопрос считалось уже преступлением, заслуживающим смерти. Нет, совсем не так просто и не так самоочевидно это понятие свободы, как думают современные пророки и идеологи всевозможных освобождений, ибо в том-то и все дело, что понятие это прежде всего парадоксальное и, значит, не выводимое самоочевидно из человеческого жизненного опыта.

Ведь в природе — надо ли это доказывать? — нет свободы. В ней, действительно, царит абсолютный детерминизм, железный закон причинности, и вся наука, в сущности, только на то и направлена, чтобы закон этот понять и определить. Но тогда и человек, если он всего лишь часть этой природы, если он только природа, не может ни на какую свободу претендовать.

Тогда он тоже, хотя и более сложно, подчинен тому же закону детерминизма, причинности, — закону, не терпящему, не допускающему исключений. И тогда все его рассуждения о свободе не что иное, как болтовня, не имеющая никакого внутреннего содержания. Я знаю, многие просто пожмут плечами, когда я скажу, что единственным, подчеркиваю, единственным содержанием самого слова свобода является религиозное понимание человека, то есть такое понимание, которое не сводит его к одной природе.

Если мы хотим от отрицательного понятия освобождения перейти к положительному понятию свободы, мы не можем не обратить своего взора туда, где впервые слово это засияло по-новому, наполнилось действительно неслыханным содержанием и небывалой силой, а значит — к Евангелию и учению Христа. Есть эти таинственные слова Христа в Евангелии: «Познаете истину, — говорит Он, — и истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32), или по-другому: освободит вас.

И далее, тот ученик Христа, который более всего сделал, чтобы учение Христа распространить по всему миру, чтобы донести его до внимания людей совсем другой культуры, совсем других психологических предпосылок, этот ученик — Павел — тоже свел все учение Христа к одной проповеди свободы. «Стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подчиняйтесь снова игу рабства» (Гал. 5:1) — вот его слова.

Свобода в Евангелии — что она может означать, какая ее связь с истиной, какая ее связь, с другой стороны, с тем пониманием человека, нуждающимся в спасении, нуждающимся в Боге, которое мы находим во всем Священном Писании? А между тем, повторяю еще раз, только там слово «свобода», которое до этого имело только национальный и государственный смысл, — только там, в Евангелии, оно стало относиться, было отнесено к человеческой личности.

Вот об этом источнике свободы в нашем мире мы и поговорим в следующей нашей беседе. 2 В прошлой нашей беседе мы говорили о свободе. И пришли к выводу, что никакой свободы не дано, так сказать, в природном и натуральном порядке вещей. Более того, если мы можем порядок этот постигать, создавать постепенно величественное здание знания и науки, то именно потому, что все в нем определено причинностью, зависимостью одних явлений от других, отсутствием непредвиденного, то есть опять-таки свободы.

И поэтому мы поставили вопрос: откуда взялась, где и как возникла эта неумирающая мечта о свободе, которой грезит человек, ради которой готов на самые последние жертвы? И, далее, в чем же состоит она, в чем сущность этой свободы, ее жизнь? И другого ответа на этот вопрос мы не могли дать, кроме того что понятие свободы и жажда свободы — религиозного корня и происхождения.

И я знаю, что утверждение это может показаться странным и диким людям, которых воспитали в уверенности, что религия — это и есть главный синоним рабства, которым вбили в голову, что настоящее освобождение начинается с освобождения от религии. И потому я знаю и то, как трудно убедить человека в обратном: что произошла страшная, трагическая путаница понятий, что о свободе говорят и от ее имени действуют те, кто не только не верит в нее, но у кого в их миропонимании нет и не может быть никакого места для свободы.

И что рабством называют тот один источник и то одно понимание жизни, мира и человека, из которых вечно рождается лучезарное видение свободы и жажда это видение воплотить. Но как бы то ни было трудно, нужно все-таки попытаться, и поэтому начнем с начала, и прежде всего подчеркнем еще раз, что речь здесь идет не о религии вообще, ибо явление это сложное и многообразное и у него были и могут быть разные корни.

Речь идет о том религиозном мироощущении и миропонимании, которое было заложено уже в Библии, но которое свое воплощение и выражение в обществе, в культуре, в жизни нашло в христианстве. Я утверждаю и попытаюсь доказать, что в самом сердце этого миропонимания и мироощущения стоит именно благовестие свободы, понятие свободы, вещание свободы.

Далее, я утверждаю, что вне этого миропонимания понятие свободы не только не имеет смысла, но делается, как это ни звучит странно и даже трагически, одним из источников самого настоящего рабства. В чем смысл библейского рассказа о человеке, этого символического рассказа о творении человека? Ясно, что это не история, не факты биологические или физические; это именно духовное объяснение человека, основоположное, решающее откровение о нем.

И заключается оно в том именно, что он свободен, и призван к свободе, и в этой реализации свободы его функция и призвание в мире, до конца подчиненном природному детерминизму. Да, в том-то и все дело — и об этом библейский рассказ, — что свобода не может прийти снизу, не может прийти от природы, ибо в природе нет свободы. Свобода может прийти только сверху, только если есть Свободный и Творческий Абсолютный Дух, только если над миром природы и детерминизма царит Божественная Свобода, никем и ничем не детерминированная.