Человек средне-пожилого возраста начал свою лекцию с перечисления диковинных дисциплин (от гомилетики до герменевтики), с которыми он познакомился на академической скамье. Благоговейное отношение к гостю возрастало по мере оглашения им невероятного количества богословских предметов, изученных в духовном заведении. А затем он стал исповедоваться в собственном безбожии и несовместимости веры в Бога с «реальной» жизнью.

Не могу сказать, чтобы мне запомнились его доводы, но сердце внимало изощрённым речам с полным доверием и воодушевлением. Впечатлённый необычной встречей, я прибежал из школы домой (она находилась неподалёку)* и застал одну лишь бабушку. Буля лежала на

-----------

*С четвёртого класса я учился в 29-й спецшколе на Кропоткинской улице (Пречистенке), а родительский дом находился на улице Остоженка, в центре Москвы.

кровати в своей комнате в синей шерстяной кофте и читала любимого ею Диккенса, сдвинув к кончику носа очки в толстой оправе.

– Буля, Буля, ты знаешь, какой интересный дяденька к нам в школу приходил сегодня! – залился я соловьём. – Он столько всего знает, учился в Духовной академии, говорит по-гречески, по-латыни! А потом он отрёкся от Бога, когда к нему пришло прозрение… Представляешь себе?!

Бабушка взглянула на меня с печалью и тихо сказала:

– Тёма, я думаю, что он не может быть хорошим человеком...

Её ответ меня буквально взбесил. К сожалению, я не помню произнесённых мною тирад, видимо, это было что-то кощунственное, дерзкое и обидное для бабушки. В ответ она не проронила ни слова. В раздражении я выбежал из комнаты…

Через некоторое время Буля решила завести меня в церковь (храм во имя пророка Илии Обыденного), именем которой назван наш переулок. Воспроизвожу словом случившееся много лет тому назад…

Бабушка поднимается по ступенькам храмового крыльца, держа меня за руку. Мы ещё не вошли в притвор, но я уже разглядел мерцавшие в полусумраке лампады и почувствовал совершенно мне незнакомый запах ладана. И что же? Меня охватил непонятный страх! Не давая себе отчёта, я отчаянно завертелся, вырвался из Булиных объятий… и бросился прочь, как будто меня преследовали злейшие враги.

Кровь стучала в висках, сердце колотилось в груди; думаю, более всего я походил тогда на дикого волчонка, который ощеривает пасть и пытается укусить руку того, кто протягивает ему пищу. Бабушка растерянно стояла на крылечке храма и молча смотрела мне вослед. Время ещё не пришло…

Гораздо позже, уже учась в университете, я услышал о впечатлившем меня в школьные годы Черткове следующее. Окончив после «отречения» Институт марксизма-ленинизма, он, уполномоченный обществом «Знание», стал разъезжать по всей стране со своей дежурной лекцией. Для него специально собирали школьные и студенческие аудитории. Дело было поставлено на широкий поток.