Сколько прошло времени, не знаю. Моя душа пришла в себя, когда увидела священника с Чашей в руках, произносящего нечто по-цер-ковно-славянски. Не слушая его, я почему-то сказал сам себе, точнее услышал в глубине сердца «Это тебе, это твоё…». Что было в Чаше, для чего её вынесли, я, конечно, не ведал. Но душа неодолимо влекла меня к серебряному сосуду, как будто в нём был сокрыт источник жизни, то, без чего отныне я не смогу жить… Увидев, как другие сложили руки на груди крест-накрест, я сделал то же самое и медленно приблизился к священнику.

Тот, подняв на меня взор, спросил: «Миленький, а ты исповедовался?». О это чудное, «умилительное» слово! Благодарю Господа, что Он тогда вложил его в уста опытного пастыря, знатока душ человеческих! Это слово было так созвучно светлому чувству, которое поселилось у меня на сердце во время безмолвного предстояния алтарю.

– Нет, – ответил я, – а что это такое?

– Останься после службы, я тебя поисповедую…

Отойдя от Чаши непричащённый, я вдруг заплакал, да так сильно, что слёзы хлынули у меня из глаз. Поспешно выбежав из храма, без всякой обиды на священника, я побрёл в университет, размазывая по щекам всё прибывающую солёную влагу. Что было в этих слезах, друзья мои? Не то ли, что чувствует младенец, когда его отторгают от тёплой и щедрой материнской груди?..

Таким и чувствовал я себя тогда – совершенным младенцем, обретшим отчий дом, но не удостоившимся родительского хлеба. От текущих слёз мне становилось всё легче и легче, как будто что-то тяжёлое, мутное, годами копившееся в душе, выходило вон.

Успокоившись и совладав с собой, я вошёл в метро. Земная жизнь с её суетой вновь вступала в свои права. Но на сердце было удивительно свободно и тепло, словно некий огонёк грел его изнутри. Непередаваемое чувство новизны и отрады….

Не так уж наивен семнадцатилетний студент-филолог, чтобы не понимать значения слова «исповедь»… Раскрыть свою совесть священнику, признаться в том, что, подобно занозам, уязвляло душу с детских лет, я, видимо, был пока не готов. Вот почему на следующий день в храм я не пришёл. Для нового шага ко Христу потребовался ещё месяц-другой. Но благодать Господня уже таинственно веяла в моей душе и призывала её к покаянию…

Исповедь

Главные события жизни… Как правило, определяющими вехами судьбы мы почитаем изменения внешнего порядка и потому хорошо их помним. Переезд в иной город, страну; обретение трудового поприща, женитьба, рождение ребёнка… Никакой ошибки в этом нет, ибо всё видимое связано с невидимым, временное – с вечным, телесное – с духовным.

Сейчас, с высоты птичьего полёта осматривая прожитые годы, я останавливаюсь на одном, совсем не примечательном событии, в котором, однако, склонен видеть точку отсчёта и одновременно точку опоры всего своего бытия. Как вы помните, получив приглашение к исповеди от пожилого приходского батюшки, я не тотчас ему последовал. Мысль моя, однако, всё время вращалась вокруг этого предмета.

В душе свершалась незримая работа, может быть, и не совсем мною тогда осознаваемая. Как часто Создатель, Своим недрёманным оком бдящий над нами, со свойственной Ему премудростью устраивает и помогает осуществить то, что нам одним было бы совершенно не под силу… Помнится, я заказал себе гору книг по филологии в университетской библиотеке на Моховой, славящейся своими Императорскими фондами.

Устроившись за широким деревянным столом под уютной лампой и приготовившись к скрупулёзному изучению лингвистических текстов, я вдруг обратил внимание на лежащую поодаль, невесть откуда взявшуюся брошюру со странным названием «Загробные мытарства блаженной Феодоры». Раскрыв её и небрежно перелистав несколько страниц, я вдруг понял, что речь идёт о человеческих грехах и посмертном воздаянии за них на нелицеприятном Божием Суде.