В Евангелии Господь наш говорит, что князь мира сего изгнан (Ин. 12, 31) и осужден (Ин. 16, 11). И Давид также говорит: Врагу оскудеша оружия в конец (Пс. 9, 7). Отцы же, ставшие через свой многообразный и обширный опыт его прямыми про­тивниками и победителями, объяснили для нас в своих писаниях и на примере житий святых, что в отношении внимательных враг абсолютно бессилен и лишен всякой власти и способен только приступать к ним в образе прилога греха.

Я сказал «в отношении внимательных», и спрашиваю себя: «Принадлежим ли и мы к разряду внимательных?» Я надеюсь и верю, братия мои, что это наше неотъемлемое право. Находясь вне условий общественной и се­мейной жизни, где рождаются заботы о насущных потребностях, будучи свободны от всех этих занятий, мы принадлежим к числу внимательных, тех, кто может блюсти свой ум.

Об этом говорится и в житии преподобного отца нашего Антония Великого: когда светские философы его спросили, что такого особенного делают монахи в сравнении с ними, он отве­тил им: «Мы храним ум», и они исповедали свое бессилие в этом делании[15] . Я часто говорю вам об этом и не перестану повторять, потому что именно на этом сосредоточена наша цель.

Хранение ума, или трезвение, есть главное дело и обязанность монаха, потому что только так, всяцем хранением, он сможет соблюсти свое сердце (Притч. 4, 23) и уничтожить воутрия вся грешныя земли (Пс. 100, 8), повторяя с радостью давидское восклицание: Дщи Вавилоня окаянная... блажен, иже имет иразбиет младенцы твоя о камень (Пс. 136, 8). Из­гнанный и падший дьявол, не имея места ни внутри нас, ни рядом с нами, воюет издалека, посылая вместо стрел помыслы, которые на аскетическом языке зовутся «прилогами».

Это единственный способ, которым дьявол, напоминая человеку об образах и событиях прошло­го, может приблизиться и повлиять на него. Если человек, и в частности монах, находится на страже и «хранит ум», он проверяет приближающийся помысел и как бы спрашивает: Наш ли еси, или от сопостат наших? (Ис. Нав. 5, 13) — и тогда помысел вынужден отве­чать.

Видите, какова мудрость Отцов, передавших нам во всех подробностях теорию и прак­тику науки всей нашей жизни. Ибо Отцы утвердили и какое у нас должно быть делание и по­ведение, и как пребывать наедине и обращаться с другими, рассчитали, во что нам одеваться и в каком порядке молиться, и вообще, продумали весь круг движения наших мыслей и дел. Так что все приближающееся к нам в качестве прилога оказывается без прикрытия и прояв­ляет себя: откуда оно приходит и чего ищет.

Опираясь на уставы отеческого Предания и жизни, мы тут же опознаем неразумие приближающегося помысла — если он действи­тельно неразумен — и отвергаем его по примеру Господа в пустыне, где Он постился и вое­вал с дьяволом, чтобы научить нас искусству брани. Именно в пустыне Иисус наш был мо­нахом: он пребывал в посте, бдении, нестяжательности, девстве и молитве.

Ах, какой это прекрасный образ для тех, кто желает Ему подражать! В нашей жизни есть много средств, чтобы распознать дьявольское злодейство и легко заградить себя от Сатаны. Самолюбию, этому важнейшему злу, мы противопоставим слово Начальника нашего спасения: Не о хлебе единем жив будет человек; гордости скажем: Не искусиши Господа Бога твоего; безусловно веруя в отеческое попечение о нас Бога, по­бедим и ненасытное своекорыстие словами: Иди за мною, Сатано; Господу Богу моему по­клоняюсь и Тому Единому служу (ср. Мф. 4: 4, 7, 10).

Дьявол, навязывая неразумное и бес­цельное, тщится утаить его под благовидным предлогом. Кроме ответов, данных Спасите­лем, иной возможности ответить ему у нас нет. Поэтому требуется постоянное трезвение, чтобы обманщику не удалось остаться незамеченным. Но поскольку наш общежительный устав, будучи ориентирован на совместное выпол­нение всех сторон нашей жизни, не предоставляет нам абсолютных условий для безмолвия, которые имеются у подвизающихся безмятежно пустынножителей, существует и другой способ, в равной мере результативный, который полностью заменяет делание трезвения.

От­цы указывают нам на важность чистоты совести в исполнении своих обязанностей и утвер­ждают, что этого одного достаточно, чтобы направить человека к исполнению его предна­значения. Если мы вполне осознаем изречения Писания — проклят человек, творяй дело Господне с небрежением (Иер. 48, 10) и работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему со трепетом (Пс. 2, 11)

, то мы начнем заботиться о том, чтобы все наши дела и мысли были по Богу. В уставах египетских и затем ливийских киновий, а также позже Студитских монасты­рей, подробно излагаются правила, которые с большой строгостью соблюдались Отцами, даже если дело касалось ничтожнейших вещей. Преподобный отец наш Симеон Новый Бого­слов в своих Оглашениях часто говорит о хранении совести, чему и сам он уделил много внимания в своей жизни, как он об этом пишет.

Тщанием не лениви, духом горяще, Господеви работающе, воодушевляет нас апостол Павел (Рим. 12, 11). Не столько имеет значение про­изводительность в той работе, которая дана в качестве послушания, сколько чистота совести в осуществлении цели, ради которой дано послушание, доброхотна бо дателя любит Бог (2 Кор. 9, 7). Полагая во основание волю Божию, выраженную в божественных заповедях, мы регулируем все движения своей души, и тогда дьявольское лукавство раскрывается с са­мого начала, с первого прилога.

Лукавый очень редко действует через внешние обстоятель­ства — через людей или предметы. Основная часть его войны ведется внутренними средст­вами — через помыслы. Если монах находится в укрепленной крепости послушания, то никакой прилог — ка­ким бы он ни казался благовидным — не может увлечь его ума к «сочетанию» , то есть к то­му, чтобы он им заинтересовался.

Истинный монах, будучи образцом послушания, не при­нимает никаких указаний и наставлений, кроме тех, которые даны ему его законным Стар­цем или одним из ответственных за послушание братии, потому что он не подчиняется своей собственной воле. Единородный Сын Божий, Обновитель нашей ветхой природы, научил нас, что послушание — преимущественное лекарство в процессе лечения.