» Но какое утешение получил бы он от капли воды? Глядя на это, мы понимаем ужас мучения, когда и одна капля воды почи­тается утешением, но одновременно мы видим в этом и действие зависти, мучительной стра­сти, которая не может спокойно смотреть на счастье ненавистного человека. После того как Авраам благоразумно отверг неразумное требование, страсть богача не унялась: «Раз он не может придти сюда, пошли его на землю, лишь бы мне его не видеть в успокоении!

» Но разве им владела только страсть зависти? Привычка к деспотизму и власти застав­ляют его забыть, что теперь земная роскошь миновала и что Лазарь уже больше не прежний бедняк и невольник, но сын Божий по Благодати, не нуждающийся в человеческой помощи. Как смешны эти страсти! Как смешон человек, когда он порабощен страстями! Несмиренный и эгоистичный в этом мире нераскаянный богач и там, в горьком месте своего осуждения, достойный всякой печали и плача, высказывает свои претензии как повелевающий.

Поисти­не, в Аду нет ни покаяния, ни изменения. Какой плод принесет человек в этой жизни, такой и будет сопутствовать ему в вечности! Мы отмечали это много раз, и сейчас опять возвраща­емся к этой теме, которая нам действительно небезразлична. Страсти — наши безжалостные мучители в вечности: снаружи наше тело в мучительном заключении в вечных темницах ада, и внутри — неистовство и едкость диких страстей, которые мы заслужили своей беспечной и невнимательной жизнью как постыдный венец!

Наш приснопамятный Старец[17] сравнивал страсти с узами, которые действительно от­нимают свободу у скованного ими человека, и говорил по этому поводу: «Остерегайтесь пле­нения от страстей, как если бы вы боялись прикоснуться к чему-либо скверному. Ибо когда мы притрагиваемся к страстям, они лишают нас свободы, и мы уподобляемся тем нечистым животным, которых в Моисеевом Законе не позволялось приносить в жертву».

Где господствует страсть, там сковывается действие Благодати. Говорю это для нас с вами, то есть для тех, кто устремлен к очищению и свободе, чтобы вы приняли просвеще­ние от Бога. Страсти не невинны и не просты, когда владеют нами. Святые Отцы, как помни­те, называют их колючими терновниками, и кто захочет вырвать их после того, как они раз­растутся, тот до крови изранит свои руки. Так говорит авва Пимен[18] .

А авва Дорофей уподоб­ляет страсти при их появлении маленьким и слабым стебелькам, когда же разрастутся — крепким деревьям, так что невозможно будет их вырвать без посторонней помощи[19] . И вот, снова возвращаясь к бедному Лазарю, обратим внимание на терпение в несении своего креста, который и всякий спасающийся должен подъять, так чтобы сподобиться веч­ности и восприятия «крайних благ», которых, по слову апостола Павла, не достойны все страсти нынешнего времени, какими бы они ни были (см. Рим. 8, 17).

Но разве и для нас жить по-христиански и быть христианином не означает жить подобно Лазарю? Воспомина­ние о Господней притче в таких живых красках, думаю, достаточно для того, чтобы укрепить нашу волю и наше терпение не оставлять без попечения того, что в этой временной жизни нам кажется и является для нас тягостным. Это поможет и нам унаследовать часть в уделе святых, которые, как известно, проявили гораздо большее любострадание, чем то, которое проявляем мы.

И вот живой пример из жизни преподобного отца нашего Давида Эвбейского. С каким самоотречением и смирением, в каком злострадании провел он свою жизнь! Важная черта, которую мы можем здесь заметить, это, как мы говорили и раньше, монашеская акривия — чистота хранения своей совести. Невозможно по-другому доказать правильную веру в Бога и послушание Ему, как только с помощью акривии.

Противоположность акривии — ком­промисс, когда угасает осознание существа веры и вступает в действие логика. Что касается зависимости всех мыслящих существ и всего творения от Бога, Бог не попустил здесь ника­кого послабления. Поэтому на протяжении почти всей истории мы находим, что человек от­падал от Бога и был обличаем Им в случаях противления и преслушания воли Божией, и с другой стороны был хвалим и испытывал счастье в случаях подчинения и благодушного принятия своей зависимости от Него.

Таким образом все иже Христовы суть, приняв тако­вое душевное расположение и, согласно заповеди, распяв плоть со страстьми и похотьми (Гал. 5, 24), никогда не подвергая никакому логическому анализу Промысл Божий и тем бо­лее не проявляя никакого противостояния Богу, но став, как и их Первообраз, послушными даже до смерти (Флп. 2, 8), — все они заслужили воскресение и жизнь, которые следуют за Его смертью, как и апостол Павел говорит: Аще с Ним умрохом, то с Ним и оживем; аще отвержемся, и Той отвержется нас (2 Тим. 2, 11-12).

Всякое преступление и преслушание суть признаки ветхого человека, тлеющего в похотех прелестных (Еф. 4, 22). По этой при­чине те, кто отрекся от этой ветхости, стали исповедниками акривии, точности, божествен­ного закона и доказали, что они любили Бога и всецело посвятили себя Ему. Всякая деятельность монаха, которая не исходит из всецелого послушания, содержит в себе внутреннее разделение и противоречие, даже когда послушание совершается только наполовину.

Нечто подобное имеет в виду и святой Иоанн Лествичник, который буквально говорит: «Тайно подмешивающий к послушанию свою волю блудодействует»[20] . В житии прп. Давида рассказывается, что когда его старец, епископ Акакий, послал его по каким-то делам в дальний город, находившийся на расстоянии четырех дней пути, некий благочестивый верующий подарил ему обувь, так как он шел босиком, после чего он вернул­ся обратно.

Но поскольку он взял и носил обувь без благословения своего Старца, Старец велел ему вернуть эту обувь назад тому, кто ее дал. Преподобный безропотно и с верой ис­полнил заповедь и прошел еще восемь дней пешком, не выражая протеста и недовольства. Живущие на основе компромиссов рационалисты, мыслящие по-земному, считают по­добные вещи чрезмерными и невероятными.

Но для здраво верующих это есть таинство Кре­ста и безумство проповеди (см. 1 Кор. 1, 21), которые обличают мирской суд и мудрость как безумие перед Богом и их приверженцев — как безумцев (см. 1 Кор. 3, 19). Не обуи ли Бог премудрость мира сего? — говорит апостол Павел — Где премудр? Где книжник? Где сово-просник века сего? (ср. 1 Кор. 1, 20).