Причина этого состояла в том, что Он желал научить Своих сынов во всех подробностях законной брани, чтобы они могли побеж­дать и торжествовать по Его Благодати. До тех пор наша природа не знала силы и ценности этого важнейшего оружия — я говорю о посте и воздержании. Однако и враг наш дьявол ни­чему не научился из своего опыта поражения в войне, выигранной Господом. О чем же все это свидетельствует?

О чем в жизни Христа говорят пустыня, уход из мира, пост, бдение, молитва, нестяжательство, девство, смирение, незлобие, и после торжества над врагом — служащие ангелы? Здесь любой может видеть не что иное, как подробное описание нашей монашеской жизни, когда мы через уход из мира и первоначальный практический подвиг переходим к высшему созерцанию, согласно со святоотеческим изречением: «Дело — восхождение к созерцанию»[52] .

Следовательно, выйдя на поприще общественного служения, Господь ут­вердил сначала основы внутренней духовной жизни, а затем обратился к проповеди народу. Это говорит о том, что несведущие судьи нашего монашеского жития не имеют под собой никакого основания; а прелестные помыслы лукавого, искушающие юных и неопытных, не могут устоять, потому что буквальное подражание жизни Господа учит нас тому, что мы приняли от Отцов.

Все святоотеческое Предание, начинающее с учения об уходе из мира и достигающее описания бесстрастия и обожения, есть не что иное, как точное воспроизведе­ние вседобродетельного жития Господа, Которому с чистотой совести последовали наши Отцы, принимая от Него непосредственную помощь. Первой ступенью нашего подвига должен быть уход из мира, который состоит в избе­гании причин и поводов, приводящих к греховности.

Прилежащее на злая от юности по­мышление наше (ср. Быт. 8, 21) после падения остается больным. Это грехолюбивое на­строение, подкрепленное частыми преступлениями и падениями, присоединило ко всему еще и главное зло — привычку, которая видоизменяется в деспотические страсти. Когда Благо­дать Божия подаст душе знак и направит ее к покаянию, она посылает ей страх Божий.

И ко­гда в душе начнет действовать страх Божий, он склоняет ее не повторять лукавых дел и учит печалиться о своих прежних падениях. Однако душа, не имея сил противостоять своим ста­рым привычкам и давлению страстей и дьявола вследствие причин греха, которые присутст­вуют рядом и находятся с душой в непосредственном соприкосновении, приходит к реше­нию об уходе.

Вот почему уход из мира есть необходимая мера на первой стадии истинного покаяния. Но это не для всех, а имже дано бысть (Мф. 19, 11). Вторая ступень, следующая за уходом из мира, состоит в воздержании, которое в об­щих чертах означает крест, то есть постоянное злострадание. Поскольку большинство зол и страстей, мучающих нас, имеют повод к произрастанию в злом корне самолюбия, воздер­жание приходит к нам как самое естественное начало покаяния и действенное противоядие этой болезни.

По этой причине и наш Иисус начал Свой урок с поста и злострадания. Добро­вольное злострадание, в которое погружается подвижник, отбрасывает прочь всякий сласто­любивый прилог и всякую похоть, то есть все, что относится к жизни по плоти, к существо­ванию по принципам своих пожеланий, а не по нужде. В отсутствие причин, возбуждающих чувства, и ум не ослабевает под давлением страстей и дьявола.

Потому что в ином случае, когда есть причины, война становится затруднительной, а победа над ними почти недости­жимой. Если взявший на себя подвиг удержится на этом месте, а страх Божий не развеется от беспечности и своеволия, божественная Благодать не замедлит удалить наши страсти и привести в порядок чувства и нестроение от злоупотреблений. Тогда ум уже с дерзновени­ем и похвальной неотступностью припадает к дверям милости и просит освобождения от прежних долгов и прощения за то, в чем он ошибался.

Если и снова это гармоничное со­стояние не будет поколеблено, тогда Благодать пошлет душе скорбь, со временем вырас­тающую в плач, который является вернейшим признаком преуспеяния. Я не имею в виду по временам бывающего скорбного настроения или слез, которые легко появляются у тех, кто имеет хотя бы некоторую внимательность. Речь идет о неизменном действии скорби и плача, совершающегося в ком-либо, подобно тому, что испытывает младенец, лишенный объятий своей матери.

С этого начинается приближение божественного просвещения и чув­ства пребывания в Боге. Здесь требуется большое внимание, так что нельзя пренебрегать смирением и советом. Но все это лучшим образом восполняет подлинное подчинение и по­слушание. С этих пор поддержка со стороны духовного руководителя становится почти не­заменимым подспорьем. Если до этого момента не будет никаких остановок и ноги подвижника не будут скова­ны цепями благовидных, но ненужных забот и не свяжутся беспечностью, этим непримири­мым врагом монаха, тогда чувство Бога переходит в соответствующие для каждого характе­ра проявления.

Важнейшим проявлением бывает изобилие божественной любви, которая пленяет и наполняет все трисоставное устроение человеческой души[53] . Со временем, если это доброе состояние не будет приведено в смятение — вещь, редко встречающаяся в нашем по­колении, — начинается чистая молитва и просвещение ума, или лучше, очищение ума, вво­дящее его в прозрение и предчувствие, в которых заключены дары духовного рассуждения, предвидения и созерцания.

Конечно, в разговоре мы зашли далеко за пределы наших сил и способностей. Но нас оправдывают наши Отцы, чей опыт и чьи мнения мы излагаем. Состояние, в котором присутствует ощущение Божества, сопряжено с большой опасно­стью, и очень немногие, если они есть, могут избежать сокрытых подводных рифов. Обладая чувством божественного восприятия и не имея действительного опыта, состоящего в позна­нии человеческого бессилия и убожества, подвижник может впасть в самомнение, за кото­рым следует потеря божественной Благодати.

Хотя это и естественно, для беспечных такое состояние оказывается очень опасным, потому что они теряют мужество и терпение. Потеря Благодати не бывает частичной, когда по причине оставления человек испытывает некото­рую сухость и духовный голод. Она влечет усугубление искушений, страх изолированности, ослабление мужества и надежды. Еще хуже жестокость человеческого сердца, которая в та­ком случае начинает странным образом усиливаться и беспокоить подвижника.