От всего сердца желаю, чтобы наше прекрасное и просвещенное начинание продолжи­лось в более широком горизонте и истины нашей веры стали, через это, общим сознанием не только для тех, кто деятельно участвует в религиозной жизни, но и для тех, кто вне Церк­ви, кто находится рядом с нами и далеко от нас. Желаю, чтобы наша Мать Церковь в очеред­ной раз дала ответ на всечеловеческий вопрос: что ест человек? Откуда он и куда идет?

Что сегодня занимает человека, что захватывает его в плен и вводит заблуждение? Как он может избавиться от этого и куда должен направить свой путь, чтобы спастись? Никто другой не может избавить современного человека, медленно но верно поедаемо­го «челюстями смерти», от предсмертного дыхания, кроме одного только Искупителя, Бого­человека Господа Иисуса Христа.

И в этом первый почин принадлежит нашей Церкви. Ил­люзии, создаваемые различными ложными идеалами (иллюзии идеологические, духовные, биологические, технологические, экономические и общественные), есть род наркотического дурмана, которым наш злейший враг дьявол удерживает человека в состоянии бесчувствия. Беспокойная и встревоженная совесть и отчаянные вопросы современного человека, стремя­щегося найти счастье и спокойствие, должны, наконец, обрести правильный, точный и окон­чательный ответ.

Но найти решение подобным вопросам может только Мать Церковь, Тело Богочеловека Христа. Нынешняя наша тема, возможно, могла бы быть лучшим сигналом к пробуждению: «Богочеловечество». Потому что богочеловечество — это единственное, что по-настоящему ново под солнцем, это единственная истинная реальность, центр всечеловеческого упования, предел всечеловеческих поисков и достижений, вечное всеобщее счастье, утоление носталь­гии и жажды отчаявшегося современного человека и вообще всех людей всех времен.

При­идите ко Мне вси труждающиеся и обременении и Аз упокою вы (Мф. 11, 28) — вот ответ, который дает Искупитель всем тем, кто искренне ищет познания этой тайны. К познанию этой тайны нас тайноводствует только Святая Православная Церковь. Только через Церковь и в Церкви мы направляемся к подлинному богочеловечеству, которое полагает предел всем трудам и усилиям, борьбе и беспокойству, тлению и смерти и всем со­единенным с ними несчастьям, терзающим и разрушающим человеческую личность.

Богоче-ловечество — это искупление в своем предельном смысле, оздоровление нашей поврежден­ной природы, свобода от беззаконных страстей, святость во Христе. Сия есть воля Божия, святость ваша (1 Сол. 4, 3). Иначе говоря, богочеловечество — это обожение человека. Когда мы говорим «обожение», мы имеем в виду возвышение человека превыше его естества и, насколько это возможно, уподобление его Богу — состояние, ставшее достижи­мым благодаря воплощению Бога Слова и освящению, проистекающему от Благодати Свято­го Духа.

Обожение — центр и основание христианской сотериологии и человеческого суще­ствования. Вокруг этой цели в прошлом, настоящем и будущем концентрировалась и кон­центрируется вся православная мистическая традиция, которую с такой ревностью хранили и возделывали греческие Отцы, передав со временем свою благородную устремленность ро­жденным позже Церквам славянских стран.

Обожение не может быть описано человеческими словами. Слабый свет на то, что та­кое обожение, пролило событие преображения Господня на горе Фавор. На это же указывают и слова Спасителя: Праведницы просветятся яко солнце в Царствии Отца их (Мф. 13, 43). Знаки обожения, или некоторые его следы, носил на своем лице пророк Моисей, когда спус­тился с вершины Синая, так что израильтяне даже не могли взирать на него, если он снимал покров со своего лица.

Благодать обожения явно действовала во многих Отцах нашей Церк­ви, — об этом мы можем судить по их житиям и писаниям. Достаточно вспомнить таких от­цов, как авва Памво, авва Сисой; таких, как живший в IV веке святитель Нифонт, епископ Константинопольский, как преподобный Симеон Новый Богослов, святитель Григорий Па-лама, преподобный Серафим Саровский и многие другие святые, которые по Благодати Бо-жией поднялись высоко по лествице святости.

Божественное сияние, которое изливалось от тел приявших обожение святых, — это божественное внутреннее состояние, овладевающее существом разумной природы, которое делает святым и светоносным все душевно-телесное бытие человека. Все душевные и телес­ные органы человека, освящаясь, становятся участниками нетления и благоухания святости. При этом лицо человека просвещается и сияет, «как солнце», хотя это сияние и не всегда ощутимо для посторонних: оно делается ощутимым только в тех случаях, когда Благодать Божия позволит совершиться чувственному воссиянию к утверждению верующих.

Эта же Благодать освящает и их останки, их одежды и все, что они имели в своем распоряжении, как мы видим в их житиях, поэтому-то даже от «платков и опоясании» святых совершались чу­деса и исцеления (ср. Деян. 19, 12). Другими словами, обожение — это совершающееся через божественную Благодать преображение человека, возведение его в первое достоинство существования «по образу и подобию Божию».

Это совершённое силою воплощения Слова Божия благодатное усынов­ление человека Богом. Обожение — это соучастие личности в славе и блаженстве Божества, насколько вмещает человеческая природа. Это то состояние, которое описывает апостол Па­вел, когда говорит, что пожерто будет мертвенное животом (2 Кор. 5,4), когда верующий воскресает в качестве нового человека, созданнаго по Богу (Еф. 4, 24), делается подобным во всем Сыну Божию.

Обожение означает бесстрастие и совершенство, духовное ведение и любовь, абсолютную неподвижность на зло и чистоту от всякой страсти. Бесстрастие, в свою очередь, есть всесовершенное отложение помыслов, движений и пожеланий ветхого человека[77] и оживление в себе свойств Нового Человека, Того, Который «с Неба», в образ Ко­торого, как в одежду, нас побуждает облечься апостол Павел.

Бесстрастны, таким образом, те, кто в присутствии самих вещей и причин, возбуждающих страсти и похоти, остаются свободными от их влияния и даже от воспоминаний о них. Преподобный Максим Исповед­ник говорит, что бесстрастен тот, кто страстную часть своей души всецело обратил к Богу и уже не ведает разницы между своим и чужим, между верующим и неверующим, между мужчиной и женщиной[78] .